Последний. Игорь Байкалов

молодое поколение? Мы не можем больше терпеть навязанные нам правила жизни, мы хотим сами выстраивать свою судьбу, своё будущее, а не слепо выполнять ваши прихоти.

      Члены Совета молчали – так того требовал протокол. Сейчас время просителя, и они не имеют никакого права высказываться. Ламбе знал правила и пользовался ими, как мог. Только постоянно чиркающее автоматизированное перо и шелест его шестеренок нарушало молчание.

      – Что мы требуем, – продолжал он. – Мы требуем места для представителей народа в Совете. Я закончил.

      Члены Совета переглянулись. Такой наглости не ожидал никто.

      – Мы выслушали вас, гражданин Ламбе. Ваше слово услышано. Вы сказали, что требуете места представителям народа в Совете, но ведь Совет – пережиток прошлого, как вы говорите. По-вашему, мы не являемся частью народа и пришли откуда-то со стороны, извне? – председатель Канте говорил медленно и поучительно, словно профессор на лекции, его голос не дрожал, хотя внутри всё колотилось от злости. – Один миллион человек – это много, да. Но всего лишь около одного процента населения. И, тем не менее, вы считаете, что именно этот процент имеет право решать судьбу остальных девяносто девяти. О каком народе вы говорите?

      – Но почему мы не имеем права? Почему я…

      Колокол грянул всей своей мощью, заглушив слова просителя – мощный гул разнесся по высокому пространству древнего зала. Казалось, даже серебристые горгульи, взирающие с парапета, недовольно поморщились. Сейчас проситель не имел никакого права говорить. За подобное нарушение его могли изгнать из Дома Совета, но Председатель поднял руку, призывая к спокойствию.

      – …вы затыкаете мне рот! – кричал Ламбе сквозь гул. – Не смейте затыкать голос народа!

      Председатель Канте устало снял очки и положил их в нишу, рядом с механизированной папкой и встроенными часами. У просителя оставалось в запасе еще десять минут.

      – Молодой человек, я объясню ситуацию, – снова невозмутимо продолжил Канте. Он говорил не только с Ламбе, но и со множеством тех ушей, которые слушали их на расстоянии. – Вам двадцать пять лет, мне не многим больше шестидесяти пяти. Не так уж я стар и закостенел, как может показаться. Трудно в вашем возрасте не подвергнуться желанию перевернуть мир с ног на голову. Когда-то я тоже был охвачен пламенем деятельности. Не сказать, что оно потухло, но я понял, что огонь может, как согревать, так и обжигать, а за красивыми лозунгами всегда кроется неприглядная истина. Никто не игнорирует мнения миллиона людей. И ваше присутствие здесь – доказательство тому. Ваши интересы тоже учитываются, хотя в зале нет вашего представителя. Вы знаете, правила выбора в Совет, вы знаете, как принимается решение. Любой житель Золотого Города может наблюдать каждое обсуждение Совета в реальном времени через психосферу, как сейчас смотрят на нас миллионы сограждан, – Председатель коснулся пальцем своего лба, – и чувствуют нас так, как если бы сами были нами. Быть в Совете – это не привилегия, это тяжкий груз