Туга. Часть вторая. Петр Мадэстович Невлазов

к Аксёнову и остановить того от рукоприкладства. Оттянув возмущённого мужика от юноши, Алёшка, по-дружески, положил ему руку на плечи и отвёл к выходу из комнаты. Аксёнов плёлся нетвёрдой походкой, выворачивая голову назад на сидящего с ухмылкой Крилова.

      – Не суетитесь, Миша. Со стариком все в порядке, – успокаивал взведенного путника Литягин. – Он сейчас в исповедальне отца Григория.

      Дверь захлопнулась, оставив пьянку позади. По темному коридору, в конце которого через маленькое оконце рвался лунный свет, гулял прохладный сквозняк.

      – Какой такой отец? – с любопытством выдавил из себя Аксёнов.

      Литягин волнительно крутил на безымянном пальце медный перстень.

      – Я в такое не верил, – понизив голос, начал он неуверенно. – Сам безбожником был. Только дядьке не говорите. Но вот пару дней назад к нам в деревню, из гущи леса, явился старец. Величал себя отцом Григорием. Мол, в пути уже больше месяца, ходил там, бродил сям, паломничал. Как вдруг подруга его окликнула о помощи и теперь к ней путь держит, в большой город. А у нас хочет передохнуть от тяжелой дороги. Ну изначально брать мы его не хотели, больно на бродягу-разбойника похож был, но тут…

      Алёшка замолк, схватил Мишу за руку и еле слышно прошептал:

      – Чудо сотворил на глазах наших. Работяг, которых тяжело ранило в драке с солдафонами, лишь одним прикосновением руки в чувство привёл. Нас всех от болячек пролечил… Толковал, что сила Божья спутница его и помогает в делах добрых. А у нас то верующие все поголовно, так, чуть ли не на руках занесли его сюда. Выделили отдельное помещение, переворошили кухню нашу в исповедальню и теперь каждый день ходят к нему, плачут о грехах, получают благословение. Тяжело тут было и мне не уверовать. И Прохорович ваш у него чуть ли не с самого пробуждения сидит.

      Хмельным разумом Аксёнов осмысливал рассказанное Алешкой.

      – Так он здесь и с ним все хорошо? – Хватило Мишу на единственный вопрос. – Это замечательно.

      Похлопывая себя по карманам в поисках портсигара с самокрутками, который он не открывал с самого отъезда из деревни, мужик, тяжело дыша, обратился к Литягину:

      – Не найдётся курить?

      Тот протянул Мише закрученную в плотную бумагу махорку. Аксёнов благодарно кивнул, не спеша завертел головой в поисках выхода на улицу и с помощью Литягина покинул помещение.

      IV

      Этой ночью ветер показался Аксёнову по зимнему холодным. Он укутался в свою тонкую рубаху, попросил огня у возвращавшихся к застолью рабочих и уселся на ступени ветхой веранды.

      В ночи отчетливо вырисовывались контуры сооружений, выстроенных полукругом: рядом с общежитием рабочих располагался маленький лошадиный загон, откуда торчал хвост кобылы Прохоровича, далее, у самых ворот, стояло слегка косое здание, из единственного окна которого лился желтый свет. По правую сторону растянулся сарай, дверь которого была приоткрыта упавшим из него молотом. Миша предположил, что там хранятся инструменты рабочих. Две собачьи конуры