Книга запретных наслаждений. Федерико Андахази

правил лупанария. Вторая смерть не только всех поразила и посеяла семена загадки и страха – она еще и отменила прежнее правило. Третья смерть превратила страх в панику, а исключение – в правило. Неожиданное сделалось мучительным ожиданием очередной смерти; убийцей мог оказаться кто угодно. Страх мешал женщинам подметить, что в преступлениях все-таки присутствовала некая логика: последовательность смертей была связана с возрастом убитых. Первая жертва была чуть старше второй, вторая – чуть старше третьей. Ни у кого не было ответа на вопрос о причинах убийств по той простой причине, что он даже не был сформулирован. В отношении личности убийцы никто не имел ни малейших предположений. Последних клиентов, которые воспользовались услугами погибших, сами женщины провожали до дверей Монастыря и, как и полагалось по правилам дома, вежливо прощались с ними на пороге. А значит, убийца мог проникнуть в комнаты проституток только тайком. Страх овладел не только Почитательницами, но и их клиентами. По мере того как черные вести разносились по городу, а количество смертей росло, число посетителей сокращалось, и в итоге не осталось почти никого. Мужчины опасались не только за свою жизнь, но еще и за свое доброе имя: взгляды всех жителей Майнца теперь были устремлены на Монастырь. Всех – за исключением городских властей, которые не проявляли особого интереса к убийствам. Напротив, можно было усмотреть в этом небрежении что-то от молчаливой снисходительности: жизнь кучки шлюх не заслуживает особого расследования. Вдобавок существовал риск, что следствие выявит сведения о постоянных визитах в лупанарий уж слишком властительных персон. Итак, поток посетителей иссякал; гостиные и спальни недавно столь веселого Монастыря Священной корзины теперь опустели, в них поселился незнакомый холод. Но одиночество вовсе не прибавило женщинам уверенности: оно просто оставило их наедине с молчаливой угрозой смерти. Несмотря на спокойствие и на все принятые после второго преступления меры предосторожности (двери и окна теперь закрывали ставнями и задвижками), неизвестный убийца и в третий раз тенью пробрался в Монастырь, бесшумно убил Зельду и столь же незаметно исчез. Страх давно уже вышел за стены лупанария: все жители Майнца знали о молчаливом присутствии кровавого убийцы. С наступлением ночи улицы сразу же пустели. Харчевни и другие бордели теперь запирали свои двери пораньше, а некоторые и не открывали вовсе. Стоило человеку услышать чью-то поступь за спиной, как он ускорял шаг и, не оборачиваясь, краем глаза пытался рассмотреть прохожего. Качающиеся тени от мертвенно-желтых фонарей на перекрестках усиливали впечатление близости убийцы. Страх подпитывался молчанием, а молчание – страхом. Никто не осмеливался говорить об убийствах из боязни подпасть под подозрение: любого мужчину, который прилюдно признался бы в своих тревогах по поводу Монастыря Священной корзины, могли принять за клиента этого заведения, а любого клиента – за преступника. Матери дрожали за своих дочерей, а дочери – за собственные жизни. Каждая ночь была как новый кошмар.

      Тело