Somniator. Богдан Тамко

всплывал чистый холст, который стоял дома на мольберте, и фотография впереди него. Я перелистывал остальные снимки с концерта, которые взял с собой, скучал и понимал, что ни один из них не сравнится с тем, последним.

      Помню, что как-то раз, когда я пас коров, валяясь на одеяле, мой взгляд упал на странную вещь среди травы. Я понимал, что вижу какое-то несоответствие, что-то не так, но сразу не мог сообразить, в чем именно дело. Это был клевер. Четырехлистный клевер, принесенный согласно околобиблейской легенде Евой из райского сада, цветок, который должен приносить счастье. Я воткнул палку возле места, где увидел его, чтобы не срывать сразу и не дать завянуть, а вечером, распуская коров, забрал цветок с собой. В доме деда я аккуратно обмотал клевер скотчем с двух сторон так, чтобы его было видно и решил носить его с собой, как Фрай из «Футурамы».

      Вот и все события, произошедшие со мной за никчемное лето между седьмым и восьмым классами. Если бы я, как в начальной школе, писал это глупое сочинение «как я провел лето», пожалуй, лучше бы я сдал чистый лист.

      А по возвращении домой между закупками к учебному году я часами сидел у холста с фотографией. Вскоре настало первое сентября. Никогда еще с такой радостью и воодушевлением я не шел в школу в начале года. Возле лицея первым делом я отыскал таблички одиннадцатых классов и увидел ее – Кристину, красивую и нарядную. Затерявшись среди своих одноклассников, я не стал попадаться ей на глаза.

      Мы встретились возле кабинета биологии в этот день, когда ее класс выходил, а у моего должен был быть там следующий урок. Увидев меня, Кристина мило улыбнулась, сказала «Привет» и прошла мимо. Я увидел, насколько разное значение несла эта встреча для каждого из нас. Увидеть очередного знакомого для нее и окончание трехмесячного ожидания для меня. Фактически, мы больше не общались последующие два месяца, не считая подобных приветствий и постоянных улыбок. Я мог скорчить какую-нибудь гримасу на ходу или изобразить последнее движение Кристины, чем вызывал ее смех – этим все и заканчивалось. Мы не говорили, а я был слишком нерешителен, чтобы что-то изменить.

      Разница в возрасте тяготила меня. На том этапе жизни одиннадцатиклассница казалась мне чуть ли не зрелой женщиной, себя же я видел ребенком, хоть и слишком смышленым. Когда я приходил домой и, лежа на кровати, фантазировал о нас, эта возрастная граница стиралась в моей голове. Я представлял любовь, которой еще не знал, не существовавшие никогда сцены, ощущения, не испытанные мною до тех пор и секс, о котором мог пока только иметь представление. В моих мечтах у нас с Кристиной было все, и мы были друг для друга всем. Но я признавал, что она недостижима для меня и навсегда останется лишь мечтой. Хотя часто я представлял, что быстро повзрослею, и разница между нами не будет заметна хотя бы визуально.

      Я по-юношески убивался. Недостижимая мечта, подогреваемая неудержимым желанием, разбивала мое детское сердце. Смотря на сие грустное время назад, я из года в год признавался себе, что это была