12 нетривиальных решений. Обрети мир в своей душе. Андрей Курпатов

– сверстников, иногда – умных книжек. В наших чувствах – переживания актеров, страдания поэтов. Мы всегда находим, за кем бы подсмотреть, чтобы «правильно» себя повести в той или иной ситуации.

      Свою ли жизнь мы проживаем во всех этих случаях? Вот я сейчас раздражаюсь, я раздражен. Но я ли это? Или же я просто знаю, привык, усвоил, что в ситуации, когда кто-то ведет себя так-то, следует раздражаться, положено, предписано раздражаться? И если задуматься об этом в данный конкретный момент, то окажется, что я-то, лично я, и не так уж сильно раздражен, как это, быть может, выглядит со стороны или как это у меня получается показывать.

      Но человек, на которого я раздражаюсь, не знает, что у меня внутри. Он видит то, что он видит. Ему непонятно, что мое раздражение – это просто привычная реакция, которая, если разобраться, к нему непосредственно никакого отношения не имеет. Следовательно, раздражаясь, мы поступаем в угоду своей привычке, своей роли «раздраженного», но не себе и не тому, кто, как нам кажется, вынудил нас раздражаться.

      Мы должны были бы бояться своих ролей, а не того, что мы «плохо» играем (мы же боимся именно этого). Бороться со своей ролью, искать свою естественность, чтобы проживать свою, а не чужую жизнь, чтобы если и делать ошибки – то свои, а не чужие. Иначе не будет ответственности, а наши роли будут играть нами.

      Все это, как мне кажется, прекрасно понимал наш замечательный ученый Иван Петрович Павлов. Он вообще был весьма темпераментным человеком и мог устроить настоящую взбучку сотруднику, сорвавшему эксперимент. Он выходил из себя даже в тех случаях, когда кто-то из служащих его лаборатории просто неправильно употреблял какой-то научный термин. Однажды, не выдержав подобных оскорблений от академика, один из его аспирантов подал заявление об увольнении. Иван Петрович отреагировал замечательным образом: «Мое оскорбившее вас поведение есть не более чем привычка, а потому не может рассматриваться как достаточный повод к увольнению из лаборатории».

      И в этом поступке великого ученого – все показательно. Конечно, его раздражение не делает ему чести. Однако он понимал, что раздражение – это только роль «раздраженного», привычка раздражаться. С другой стороны, он понимал, сколь пагубно принимать подобные привычки всерьез, делать на основании таких казусов (а это казус – несмотря на его типичность!) какие-либо выводы. Павлов словно бы говорил своему аспиранту: «Батенька, вы должны думать не о том, что видите, но о том, что вам, лично вам нужно видеть. И странно, если вы воспринимаете мое раздражение, но не замечаете его наигранности, не видите, что академик желает вам добра, хотя он и с прибабахом!»

      Иными словами, фраза, обращенная им к ученику, означала буквально следующее: «Да, я поступил дурно. Мне не следовало раздражаться. Простите же меня великодушно! Я понимаю, что мое раздражение – только привычка, и вы должны понять. Если же вы не поймете этого, а войдете в роль оскорбленного, то сделаете глупость: вы, во-первых, обидитесь на старика, который отнюдь не желал вам зла, а во-вторых,