Стрела, монета, искра. Том III. Роман Суржиков

согреться. Прижимал язык к камням, пытаясь напиться. Молился, когда ужас позволял ему связать хоть несколько слов. Молился Елене Прозорливой – святой покровительнице купцов. Елена не отвечала ему, и Хармон хорошо знал, за что святая на него гневается. Ему был дан прекрасный товар, а он – дубина! – провалил все дело. Пожадничал, ушел от корабельщика, ради лишних восьмисот эфесов поперся к жестокому барону – и вот, получай!

      Он молился святой Вивиан – Праматери графа Виттора, и Светлой Агате – Праматери леди Ионы. Он не знал молитв этим святым, поэтому обычными словами рассказывал им, как все было, и шептал сквозь слезы: «Пощадите! Пошлите спасение, умоляю вас! Святые матушки, дайте мне выжить! Ведь я старался ради ваших детей, помогал любви графа…» Вивиан молчала, как и Агата. Святые видели Хармона насквозь и знали, что он лукавит. Торговец хотел набить свой кошелек.

      Хармон облизывал влажную стену, размазывал по щекам слезы и принимался молиться Праматери Янмэй – величайшей изо всех. «Пресвятая матушка, сжалься надо мною, пошли мне крошку твоей милости! Ведь недаром прозвали тебя люди – Янмэй Милосердная! А еще зовут тебя – Янмэй Избавительница, Янмэй, Несущая Спасение! Спаси меня, избавь от страданий, молю тебя, всеблагая матушка!»

      Янмэй Милосердная, Праматерь императоров Блистательной Династии, ответила Хармону-торговцу. Озарением возникла в его голове сценка – всплыла из глубины памяти, давным-давно услышанная и позабытая. Хармон вспомнил, отчего Праматерь Янмэй зовут Милосердной. Вспомнил – и похолодел. Святая Ульяна – семнадцатая Праматерь, не оставившая потомков, – столкнулась в лесу с клыканом. Зверь разметал воинов и продырявил Ульяну своим рогом. Рана была столь страшна, что не осталось надежды на спасение: даже Священные Предметы оказались бессильны. Ульяна взмолилась, чтобы воины избавили ее от страданий, но никто не решался поднять руку на посланницу богов. Лишь один человек осмелился на это. Праматерь Янмэй вогнала стилет в сердце Ульяны, подарив ей милосердие…

      Боги, неужели таков и есть ответ?! Неужели лучшее, о чем можно мечтать, – это быстрая смерть?!

      Проходили часы, а может, сутки. Внутренности Хармона сделались клубком ядовитых змей, грызущих друг друга. Вновь и вновь он думал, не мог не думать: каково это – умирать от голода?

      Каково тебе было, Джек? Что ты чувствовал? Сколько дней, недель, месяцев голод сжирал тебя изнутри?! Или, может быть, железо палачей до того изувечило тебя, что околел в считаные часы? О, счастливчик! Умный счастливчик, будь ты проклят! Сразу понял, что лучше пойти под пытки, – это всяко быстрее голодной смерти. Какой-то денек страданий – и все, здравствуй, Звезда!

      Или, может, Джек, ты был еще хитрее? Ведь умер у сухой стены, а не под струйкой влаги! Скажи: ты уморил себя жаждой? Дал себе приказ: не пить ни глотка. День просидел спокойно, второй перетерпел, на третий впал в забытье. Простое дело! Достаточно лишь заставить себя не пить. Чертов дворянин! Как ты это сумел? Как вытерпел – слышать