Чужая невеста. Григорий Жадько

отчаянно скрипела.

      Желтая яркая Луна любопытно заглядывала из-за занавески. Четкие полосы, квадраты, резко чертили пространство комнаты, старый комод, слоники на нем, настенный коврик с оленями, мечущуюся фигуру девушки в легком одеянии.

      Девушка быстро сняла одеяло. Ее распущенные волосы густым веером метнулись на фоне проема окна. Глаза горели и жгли даже сквозь полусумрак комнаты. Голое тело не могла скрыть тонкая ночная рубашка. Ее как будто и не было. В этом воздушном ситце билось пульсирующее как ртуть естество, змея в мешке, кобра! Он чувствовал упругую грудь нерожавшей женщины, страсть, поглотившую ее, нетерпеливые ласки и даже какое-то остервенение затравленной несправедливостью души. Девушка изгибалась, кусалась, стонала и как будто выплескивала что-то нерастраченное, глубоко скрытое, тайное, что давно ждало выхода. Это был вихрь, вулкан, катастрофа – перед которыми нельзя было устоять.

      Данила впервые полностью забыл про свои болячки, но полугодичное отсутствие женщины, сыграло злую шутку. Все было так спонтанно и быстро, что вызвало у нее разочарование, которое она не смогла скрыть. Но она поняла. Это была не слабость, а физиология. Девушка даже тихонько засмеялась лежа у него на руке.

      – Чего? – спросил Данила, пребывая в сильном смущении.

      – Да так! – обронила она шепотом. – Это ничего. Даже нормально. Не проспи только всё на свете. И ничего не было!

      – Ничего?

      – Тебе показалось, – прыснула она. – Всяко бывает.

      – Понял, – продолжая смущаться бросил Данила.

      Легкий прощальный поцелуй, как прикосновение крыльев бабочки и она так же быстро исчезла, как и появилась.

      Юра проснулся с первыми лучами, поплескался в железной бочке на улице, попил рассола из банки, где еще плавали часть помидор и прошел в коридор.

      – Опаньки! – шепотом промолвил он и скривился.

      С зеркала на него смотрела опухшая физиономия. На ум пришли стишки:

      «Вот проснусь я утром,

      Посмотрю на рожу —

      Больше пить не буду,

      Но и меньше тоже…»

      Стараясь не шуметь, он пожарил яичницу, и только потом, прошел в спальню и разбудил Данилу.

      – Есть будешь? Я тут на скорую.

      – Сейчас умоюсь, – встряхнул головой Данила, слегка потягиваясь.

      На его лице застыла довольная улыбка. Он вспомнил подробности прошедшей ночи.

      – Хорошо спалось? Чего такой довольный?! – подозрительно уставился на него Юра.

      – Отлично! – смутившись убрал он улыбку.

      – Верку будить не будем, – заботливо произнес он. – Ты ее извини! Что-то она вчера «разбушлатилась». Хорошо я ее вовремя отправил спать.

      – Да нормально все! – вытаскивая зубную щетку из рюкзака и стараясь не встретиться с ним взглядом, пробурчал Данила.

      – Вообще она как монашка, не знаю что с ней делать – вечерами дома сидит, все выходные тоже. Я говорю: «Сходи куда-нибудь! Сними черный балахон, что одеть нечего. Посмотри на себя: бледная как тень.