Отравители. Марджори Боуэн

из фрейлин королевы, – он замолчал на секунду и цинично добавил, – и одна из королевских…

      – О, нет, – перебила его Соланж. – Это неправда!

      – Ты заступаешься за нее из-за дорогого подарка и любезного обхождения! – засмеялся месье Дегре. – Ну ладно, может, это и неправда. Пойдем, дорогая, начинается гроза.

      Они ненадолго задержались на извилистой улочке в полумраке церковного портала, пока молодой человек аккуратно убирал драгоценность во внутренний карман мундира. Стояла зима, и грязь на дороге сковывал тонкий ледок. Темные мрачные фасады отелей с коваными воротами и домиками привратников нависали над узкой мостовой, а над церковным порталом устремлялись в серое небо с быстро проносящимися черными тучами фигуры суровых святых. Прохожих было мало, да и те спешили, закутав лица и наклонив головы от яростных порывов ветра.

      Соланж, одетая в серую накидку поверх только что забрызганного голубого с серебром платья, была обута в туфельки из тонкой кожи и деревянные сабо. Ее темный шелковый капор был туго завязан под подбородком, а с шеи на шнуре свисала грубая муфта из козьей шкуры для защиты рук от непогоды.

      Молодой муж снова окинул взглядом все эти свидетельства их бедности, мысленно сравнивая жену с женщиной, давшей им браслет, и его душа наполнилась горьким сожалением и досадой. Он прищурил светло-серые глаза, от чего его лицо с тонкими чертами стало жестче. Будучи лейтенантом городской полиции, или стражи, он не располагал иными средствами помимо жалования.

      Соланж была дочерью чиновника городского управления из Кана, и ее небольшого приданого хватило лишь на то, чтобы очень скромно обставить две комнаты, в которых они жили. Шарль Дегре знал, что его жена могла бы сделать лучшую партию, но она покинула родной город, семью, друзей юности, свой дом и все возможности, лежавшие перед молодой, хорошенькой и многими любимой женщиной, чтобы стать спутницей его жизни в Париже. Контраст между ее улыбчивой, терпеливой любовью и его собственными ограниченными, жалкими и незавидными перспективами уязвлял его гордость и возбуждал честолюбие. Жена дотронулась до его руки, отвлекая от этих мыслей.

      – Пойдем, наверняка скоро будет гроза – произнесла она, дрожа, и вздохнула, почти испуганно взглянув на иссиня-черные тучи:

      – Каким темным и ужасным бывает Париж в такие дни!

      – Ты тоскуешь по Нормандии? – спросил ее муж, крепче беря под руку и быстро ведя по булыжной мостовой вдоль грязной замусоренной канавы, вышедшей из берегов после недавних дождей.

      – Нет, Шарль, вовсе нет. Но Париж словно подавляет меня, он такой странный и зловещий.

      – Отчего же, ведь ты его совсем не знаешь, дорогая. Знала бы ты его с той стороны, с какой его знаю я!

      – Париж – это место, где происходят ужасные вещи, – прошептала она, сильнее прижимаясь к нему. – Раньше часто происходили. Я рада, что это уже в прошлом.

      – Что уже в прошлом, Соланж?

      – Я думала о мадам де Бренвилье, – ответила молодая жена. – Знаешь, хотя она и была проклятой женщиной