Корона когтей. Кэтрин Корр

вскакивает и кладет руку ему на плечо.

      – Брат…

      Тон Одетты мягок, в то время как я с радостью накричала бы и на мужа, и на бывшего любовника – я слишком устала, чтобы в это ввязываться. Но я понимаю, что чувствует Арон. Люсьен взял меня на руки и понес, потому что Арон не мог этого сделать, да еще на глазах у стольких людей. Арон знает, что если я умру или потеряю способность летать, или наш брак распадется, то он снова станет просто бескрылым принцем. Человеком, не имеющим никакого значения. Бесполезным.

      – Это всего лишь рана, лорд Руквуд, моя рука заживет через несколько дней. Однако я очень устала. Благодарю вас за заботу и за помощь, оказанную сегодня.

      Мой официальный тон производит желаемый эффект. Люсьен отшатывается, смотрит на меня, отвешивает дрожащий поклон и выходит, не сказав больше ни слова.

      Желание побежать за ним слишком сильно, чтобы сопротивляться ему было просто. На глаза наворачиваются слезы. Я не могу смотреть на своих кузенов.

      – Я хочу спать.

      Арон идет за Фрис, а Одетта помогает мне подняться с дивана.

      – О, Адерин… – она больше ничего не говорит, но сочувствия в ее голосе достаточно, чтобы заставить меня заплакать.

      Вскоре я уже лежу в постели. Арон входит в спальню, гладит меня по руке и шепчет на ухо:

      – Мне очень жаль, что я вышел из себя. Но спасибо, дорогая. То, что ты сказала Руквуду… Я знаю, чего тебе это стоило.

      Я уже почти сплю, поэтому не отвечаю. Моя последняя трезвая мысль – о Люсьене: не отослать ли его подальше от двора. Мне никогда не хотелось причинить ему боль. И все же все, что мы сейчас делаем, это раним друг друга колкостями.

      Врачи правы. Когда через несколько дней повязку с моей руки наконец снимают, кожа вокруг пореза оказывается розовой и сморщенной, но не воспаленной. Мне дают другую мазь, чтобы ускорить заживление, поручают не превращаться еще неделю и советуют не переутомляться за работой. Но в остальном, как мне сказали, я абсолютно здорова. По крайней мере, физически. Мази и бинты не могли уменьшить мою тревогу, когда я сидела, прислушиваясь, пытаясь уловить малейший звук движения поблизости. Засыпала я только тогда, когда наконец проваливалась, измученная, в глубокий, полный кошмаров сон. Летия и Фрис с трудом могли разбудить меня утром. И все же, несмотря на робкие советы Фрис, несмотря на бодрые комментарии Летии, которые та вставляла между чихами, поскольку, похоже, простудилась, я ничего не говорю своим врачам. Вместо этого, как только врачи уходят, я поднимаюсь наверх, чтобы присоединиться к Собранию в зале совета.

      Арон спешит вперед.

      – Моя дорогая, тебе незачем здесь находиться, тебе нужно отдохнуть.

      – Врачи дали мне разрешение. И я хочу находиться здесь; разве ты не собирался сегодня допросить моего потенциального убийцу?

      Он кивает.

      – Стражники сейчас приведут его, – он наклоняется ближе и шепчет мне на ухо: – Ты уверена, Адерин? Что хочешь его видеть?

      – Я уверена, – я подхожу к окну в дальнем конце комнаты. И прежде чем успеваю