Последняя жатва. Ким Лиггетт

бегать мурашки. От одной мысли о том, что этот малолетний извращенец хоть пальцем дотронулся до моей сестры, мне хочется развернуть пикап и забить подонка до смерти голыми руками. Но я не могу снова потерять самообладание и выйти из себя. Я крепко стискиваю руль пикапа.

      – Значит, вот оно как? Ты уже начала прогуливать школу?

      – Я, по крайней мере, ночевала дома.

      Я бросаю на нее суровый взгляд и тут же об этом жалею. Лучше бы я не видел этой гадкой хитрой улыбки, от которой приподнимаются краешки ее губ, накрашенных размазавшейся красной помадой.

      Я стискиваю зубы.

      – Это было совсем не то, о чем ты подумала.

      – Не беспокойся, мама прикрыла тебя, сказав, что ты, должно, быть рано уехал, чтобы закупить продукты. Так что Умничка по-прежнему считает тебя идеалом.

      Я проезжаю мимо последнего поворота, ведущего обратно в город, и Джесс начинает ерзать на своем сиденье:

      – Значит, ты не повезешь меня обратно в школу? – Я не отвечаю. Я так на нее зол, что мне противно даже сидеть в одной с ней машине. – Клэй! Что ты собираешься делать?

      – Настоящий вопрос заключается в другом – что ты сама собираешься делать. – Поверить не могу, что я только что повторил те же самые слова, которые мне сказал мистер Нили.

      Она тяжело вздыхает:

      – Собираешься наябедничать на меня маме?

      – Я вот что тебе скажу: если ты смоешь с лица все это дерьмо, наденешь какую-нибудь нормальную одежду и сделаешь что-то хорошее для мамы, я совру ей, что ты вернулась из школы рано, потому что неважно себя чувствуешь.

      – Это шантаж! – оскорбляется она, отвернувшись к окну.

      – Мы все должны чем-то жертвовать. Такова жизнь, – говорю я, сворачивая с шоссе на нашу подъездную дорогу. – В голове не укладывается, что ты ошиваешься с этой компашкой у заправки Мерритта… да еще нацепив на себя футболку Умнички.

      – Так вот из-за чего ты на самом деле на меня взъелся? – огрызается она. – На, держи. – Она рывком сдергивает с себя футболку с единорогом и швыряет ее мне на колени. Теперь верхнюю часть ее тела прикрывает только черный спортивный бюстгальтер.

      Я прикрываю рукой глаза.

      – Что, черт возьми, с тобой происходит?

      Она берет фланелевую рубашку, повязанную у нее на бедрах, натягивает ее на себя и упирается подошвой ботинка в приборную панель, подперев голову рукой:

      – А какое это вообще имеет значение?

      Я поворачиваюсь к ней, вспомнив те времена, когда все было куда проще. Мы тогда были просто детьми, которые, бывало, лежали в пшенице, наблюдая за приближающимися грозами и соревнуясь в том, кто сумеет продержаться дольше, прежде чем побежит в дом. Тогда она всякий раз оказывалась смелее, чем я.

      Я останавливаю пикап перед домом и глушу двигатель. Потом, сделав глубокий вдох, говорю:

      – Это имеет значение. Для меня.

      Какое-то время мы сидим молча.

      – Я знаю про частную школу, – чуть слышно говорит Джесс.

      – Что? – У меня пересыхает в горле.

      Она