Завещание с простыми условиями. Изабелла Кроткова

вашего отца находится его портрет. Так вот: портрет нельзя выносить из комнаты, переставлять, накрывать и так далее. Всякие манипуляции с портретом категорически запрещены. Словом, вы, уважаемая фройлейн, должны жить в квартире, и с вами в той же квартире, всегда на одном и том же месте должен находиться портрет вашего отца.

      – И все?! – снова откуда-то радостно воскликнул мой голос.

      – Да. И все. Правда, в завещании указаны еще несколько пунктов, но, строго говоря, они столь незначительны…

      – Так это же сущие пустяки! – пропустив мимо ушей последнюю реплику, вскричала я с восторгом.

      Честно говоря, услышав про условия, я испугалась, что они окажутся невыполнимыми, и поэтому искренне обрадовалась тому, что они такие простые.

      – И если я буду там жить все это время, начиная с завтрашнего дня, то через одиннадцать дней…

      – Совершенно верно, через одиннадцать дней, в день вашего двадцатипятилетия вы станете законной владелицей данной квартиры.

      – Если начну там жить уже завтра!.. – не могла поверить я, с трудом поднимаясь с пола.

      Всего через каких-то одиннадцать дней!

      – При условии, разумеется, что портрет вашего отца будет жить в этой квартире вместе с вами.

      – Жить?.. Портрет?.. – глупо рассмеялась я.

      Даже одурманенной абсентом, мне вдруг показалось, что Павел Иванович не оговорился. Он как-то странно посмотрел на меня, и от этого взгляда мурашки пробрали меня с головы до пят.

      И тут же ледяной взгляд его сменился чарующей улыбкой.

      – Ну, что же, раз вы согласны с условиями завещания…

      – Конечно, согласна!

      – Еще бы! Редко кому выпадает такая удача. – Что-то фальшивое почувствовалось мне в его интонации. – Ну так вот, фройлейн Марта, ЕСЛИ ВЫ СОГЛАСНЫ С УСЛОВИЯМИ ЗАВЕЩАНИЯ, тогда подпишите, пожалуйста, здесь и здесь.

      Я взяла любезно протянутую мне холодную, как лед, ручку и быстро поставила свою подпись, где было велено.

      – И еще один экземпляр, будьте добры, здесь и здесь.

      Отгоняя летающих бабочек, цепляясь пальцами ног за уплывающий пол, облокотясь левой рукой на постоянно двоящегося Павла Ивановича Корсакова, я подписала.

      Мне показалось, что в тот момент, когда я оторвала ручку от бумаги, где-то раздался тихий, но неприятный смех. Я оглянулась по сторонам, но ничего подозрительного не увидела, если, конечно, не считать того, что одна из стен сдвинулась со своего места и поползла прямо на меня.

      – Марта Вильгельмовна…

      Я покосилась на стену. Она стояла на месте.

      – Если у вас нет ко мне вопросов, то разрешите откланяться…

      Ох, уж этот мне его дворянский слог!

      – Разрешаю. Откланяйтесь.

      Не обращая внимания на мое подобие иронии, папашин адвокат собрал бумаги, сунул их в портфель вместе с ручкой и резюмировал:

      – Ваш экземпляр завещания я оставил на столе. Завтра на трезвую голову с ним ознакомитесь.

      Представитель наследодателя сказал это так строго, словно это не он меня напоил!

      Я