Секретный дьяк. Геннадий Прашкевич

воины в необыкновенных халатах-хирамоно.

      Воины нелепо махаются сабельками, почти игрушечными, окованными мягким серебром, и так же нелепо вскрикивают: пагаяро! А потом широкими рукавами закрывают заплаканные глаза.

      А дальше – острова.

      А дальше – мысы, голубые, как небо.

      А за островами и мысами еще большая, совсем бездонная голубизна.

      А на высоком мысу вдруг одиноко сидит человек, похожий на маиора Саплина, и тоже широким рукавом закрывает заплаканные глаза.

      Впрочем, не мог быть тот человек неукротимым маиором Саплиным.

      Неукротимый маиор Саплин никогда не умел плакать. Ему слез не было дано природой, только уверенность. Это он, бедный секретный дьяк Иван Крестинин, лишенный Усатым отцовских деревенек, часто просыпается в слезах, так ему жаль неизвестного человека, оставленного казаками на высоком мысу.

      Как-то даже рассказал о своих снах вдове, она руками всплеснула:

      – Много воды? Ну, голубчик! Снится такое к амурному приключению!

      И почему-то покраснела.

      Глава V. День на божьего Алексея

      1

      В левом ухе звенит – к радости.

      В день на Алексея, человека божия, у Ивана с утра сильно звенело в левом ухе.

      И не зря, оказалось. Разбирая темный канцелярский шкап, густо дышущий запахом пыли, клея и залежалых бумаг, Иван напал на неполный шкалик. Кто и когда сунул тот шкалик в шкап – неведомо, но сунули шкалик в шкап не день и не два назад, это было ясно: стеклянную посуду обнесло паутиной.

      С неясным удовольствием Иван подумал – вот совсем забытый шкалик.

      И нахмурился. Не понравилось ему неясное удовольствие, вдруг испытанное. Не хотел думать о винце. Не пил почти всю зиму. Сам держался, и добрая вдова держала, и таинственный чертежик казачьего десятника держал. Боялся заглядывать в австерии, в кабаки, в кружала: выпьешь, не дай Бог, а там вновь появится сердитый десятник. Увидит Ивана, ухватит железной рукой за ворот и ссекёт ему ножом одно ухо. А то и другое. Где, спросит, мешок с чертежиком? Верни, бумагу, указывающую путь в Апонию! И, не ожидая ответа, крикнет государево слово. Набегут солдаты, повлекут Ивана в Тайный приказ! А, может, тот десятник и кричать не станет. Зарежет на месте.

      С ума можно сойти от таких мыслей.

      Хорошо, думный дьяк Матвеев завалил Ивана работой.

      Не зря намекал доброй соломенной вдове о тайном походе в Сибирь, что-то такое впрямь готовилось наверху. То неожиданно присылали на перевод немецкие и голландские записи, глупые и скучные, а то сидел, не разгибая спины, составлял по приказу думного дьяка многочисленные экстракты из множества казачьих выписок, тоже скучных и не всегда умных. Случалось, занимался и чертежиками корабельных мастеров. А вот куда, в чьи руки уходили обработанные им бумаги, не знал. Да его это и не интересовало. В чьи бы руки ни попали они, он, секретный дьяк Иван Крестинин, все равно ни к каким большим делам не причастен, и никогда причастен не будет.

      Но томительное