Ассоль. Валерий Вячеславович Татаринцев

да на вахте он стоял

      И месяц среди туч сиял

      Совсем один в беззвёздной дали.

      Лонгрен, пытаясь гнать печали,

      Себя работой занимал,

      Ни сна, ни отдыха не знал,

      Но сердце от тоски щемило,

      Перед глазами образ милый

      Стоял; был полон скорби взор

      И явственно звучал укор:

      «Лонгрен, любимый, где же ты?»

      И столько было доброты

      В простых и искренних словах,

      Что со слезами на глазах

      От нескончаемой разлуки

      И испытав такие муки,

      Что не изведал и Тантал1,

      Он словно мальчик зарыдал.

      Лонгрен бежал к родному дому

      Дорогой сызмальства знакомой,

      Но никогда ещё она

      Не показалась так длинна,

      Как в этот раз, когда волненье

      Так навалилось на него,

      В душе полнейшее смятенье,

      Лонгрен не видел ничего,

      Бежал, как буйвол, напролом;

      Вот, наконец, родимый дом,

      Над домом дым из печки вился,

      Лонгрен на миг остановился,

      Утёр вспотевшее лицо

      И устремился на крыльцо,

      Вошёл в прихожую украдкой,

      Тихонько дверь чуть приоткрыл,

      Увидел детскую кроватку

      И в изумлении застыл:

      Над той кроваткой как наседка

      Склонилась старая соседка

      И песню пела для малышки:

      «Гуляли как-то в поле мышки…—

      Вдруг прекратила петь она.—

      Ну, спи, Ассоль! Желаю сна

      Тебе приятного. Приснится

      Тебе пускай сейчас жар-птица,

      Что будет до скончанья дней

      В раю для матушки твоей

      Петь песни краше соловьиных.

      Спи, дорогая, птенчик милый!»

      Лонгрен всё понял: «Мери нет!

      Она покинула сей свет —

      Юдоль тревоги и печали

      И нескончаемых забот.

      На горе «Орион» причалил

      К Каперне. Я так ждал… и вот

      На свете я один остался» —

      И в полный голос разрыдался.

      Соседка рядышком присела:

      «Так получилось… Что же делать?

      На то была Господня воля.

      Поплачь! Слезам своим дай волю —

      Авось, немного полегчает.

      Слеза печали размягчает» —

      «Жить нет охоты мне… и точка!» —

      «Но у тебя малютка дочка!

      Её обязан ты растить!» —

      «Отцом я стал? Не может быть!» —

      «Всё может быть на этом свете.

      Какое это счастье – дети!

      Сама детей я лишена. —

      Печально молвила она. —

      Да! Мери не вернуть назад,

      Её обитель – райский сад,

      Она с небес на нас взирает

      И слёзы счастья утирает».

      Лонгрен как ото сна очнулся,

      К кроватке детской повернулся,

      Взглянув на маленькую дочь,

      Отринул мысль о смерти прочь:

      «Она на Мери так похожа!

      Мой долг – отцом достойным быть.

      Мне Мери в жизни не забыть!

      Дай мне лишь сил и веры, Боже!»

      Затем соседка рассказала,

      Как Мери тихо умирала:

      «Она ребёнка родила

      И кучу денег отдала

      Врачу за затяжные роды —

      Так начались её невзгоды;

      Она всерьёз поиздержалась,

      Гроша в копилке не осталось,

      Еды – хоть покати шаром,

      Хоть разбери на доски дом —

      Нет и для глупой серой мышки,

      А у неё растёт малышка.

      Что делать? В долг занять решила

      И обратиться поспешила

      К

1

Тантал [гр. Tantalos] – по древнегреческому мифу – лидийский царь, осуждённый Зевсом на вечные муки голода и жажды, несмотря на близость земных плодов и воды; отсюда выражение «Муки Тантала», «танталовы муки».