Туатара всех переживёт. Светлана Геннадьевна Леонтьева

его и Поти выписывали из роддома.

      Теперь дед Митя лежит там, в далёкой больнице, спеленатый, жалкий, ничейный. Лежит без трусов в памперсах, без движения и зовёт её – внучку Агату Поти.

      Дурацкая фамилия Поти! Но фамилия Непёхина по мужу ещё хуже. Муж был невысокого роста. Спортсмен. Он уезжал-приезжал. Затем приезжал-уезжал. У него были медали – серебро, бронза, золото.

      ПЕСНЬ

      Космос замер. Затих. На часах только вечность. Полмира

      в красном ситце. Окно, где Европа. Футбол.

      Сотворю из России сама же себе я кумира.

      Дилетантка, болельщица. Что смыслю в схватках турнира?

      И какие слова знаю, кроме пенальти и гол?

      Но Россия – щедра, но Россия моя – хлебосол.

      Понаделали кваса. И солнце своё запалили.

      Кока-колу под стол и закваску иных кока-кол.

      И кричала она, и махала: судью, мол, на мыло.

      Ей не надо 5:0,

      ей не надо 3:0,

      ни 2:0.

      Вот представьте, как было: футбол, как иная юдоль,

      как больная мозоль, как на раны шипучая соль.

      Наш футбол:

      шар земной на космическом поле бездонном,

      вновь качаются оси земные, скрижали хрипят.

      В сапогах грубых Сталин, и трубку он курит, колонны

      вдоль Тверской. И на площади Красной парад.

      Спорт отряд.

      Нет, не в нашем столетье гламурном.

      А ещё в пиджаке Сталин в грубом, овчинном, суконном.

      Мой отец за «Динамо».

      Не продан. Не пропит завод!

      После нас разорвёт.

      На пятнадцать республик растащит.

      Мы – не СССР. И почти уже – не СНГ.

      Я смотрю телевизор. Смотрю теле-бред. Теле-ящик.

      Там одно только «г»!

      И 5:0, и 3:0, и 2:0.

      Кучка из богачей. Остальные такая же голь.

      Перепутали что ль? Вы наш возраст с размером

      всех пенсий? И повысили возраст. А пенсия – шиш. Просто боль!

      Бумерангом из космоса к нам возвращается – нате!

      Как мячи к нам в ворота. И счёт на столетья уже.

      И дерутся хорваты. И в Нижнем у нас на закате

      продолжаются матчи. Пикируем на кураже.

      Ешь драже! Квас хлебай. Рюмку водки

      пей до дна. Ось земли на кленовом ковше

      еле держится. Счёт наш короткий

      и не в нашу он пользу. Мир весь в галдеже, дележе.

      Не хочу, чтоб 5:0, а хочу, чтоб 0:5 приключилось.

      Чтоб свершилось. Внедрилось. Взошло. Всколосилось. И – в высь!

      За космический взмах. За крылатость. Я за справедливость.

      За «Динамо», однако.

      Отцовское сердце, не рвись!

      Но оно разорвалось ещё до замужества Агаты. На кусочки, видимо, на частицы. Его похоронили под берёзой. И когда говорят про берёзы плохо, Агата обижалась. Это была личная обида. Словно её назвали уничижительными словами, этими слогами и суффиксами в уменьшительной форме. За берёзы обидно. За деревья. За их трепещущие листочки. Серёжки, хороводы