Женщина, которой можно. Рената Окиньская

правда, ужасный! Чихаю все время… Но, я думаю, поймала все в самом начале, поэтому нескольких дней на отлежаться мне должно хватить.

      – Да, ты правильно сделала, – вздохнула Юля, тут же невольно вспоминая Свету, упрямо таскавшуюся на работу с насморком, кашлем и температурой. – Что ж, выздоравливай, не буду тебя отвлекать! Пока-пока!

      Она нажала «отбой» и задумалась. Это прозвучало бы странно, но Алёна болела так, как Юле всегда хотелось, но никогда не получалось.

      Начать с того, что температуру тридцать семь и три и насморк она и за простуду себе считать не позволяла – бодро перлась на работу. А если на работу было не надо, то занималась домашними делами.

      Да ей просто совесть не позволяла разлечься в кровати – чувствует же себя сносно! Да, познабливает, порой слабость накатывает, горло побаливает или нос заложило, но ведь в целом-то нормальное самочувствие, чего лежать-то?

      Потом, когда уже «накрывало» по-настоящему, там было не до удовольствий: нос как чужой, дышать нечем, кашель такой, что на второй день живот болит от непривычной нагрузки, горло как будто изнутри наждачкой потерли… В общем, хорошая такая, качественная – не придерешься – болезнь. Вот только тут не до приятного валяния в кроватке под веселое кинцо, тут выжить бы…

      Потом же, когда становилось легче, снова начинала грызть совесть: «Мне же уже почти хорошо, я уже и отоспалась, сколько можно расслабляться? Дела же делать надо!». И в самом деле, обед ведь сам себя не приготовит, пол сам себя не помоет, а раз хватает сил на все это, то и на работу хватать должно…

      Перенести простуду на ногах для Юли было делом гораздо более привычным, чем вот так вот с чувством, с толком, с расстановкой расположиться в постели, закутавшись в уютную пижамку и укрывшись теплым одеялом. И беречь себя, баловать себя, заботиться о себе любимой – болеть с комфортом, и пусть весь мир подождет!

      Как там ей с детства говорили? Не сахарная – не растаешь! Алёна же, по-видимому, считала себя сахарной и ведь ничуть от этого не страдала!

      Но ведь это же нормально – лежать в постели в тридцать семь и три, а скакать и прыгать, дела делать – как раз ненормально! Заставлять себя делать что-то, когда организм пытается собрать силы, чтобы отразить самую первую атаку болезнетворных микроорганизмов – не нормально. А задать начальству вопрос: «Оплатят ли мне три-четыре дня, или я буду честно болеть две недели на больничном?» – нормально.

      Только почему же, черт возьми, Алёна позволяла себе это запросто, а она, Юля, да и Светка тоже, и не только она, считали себя обязанными геройствовать, причем даже тогда, когда от них этого никто не требовал?

      – Ну что, как она там? – подозрительно поинтересовалась подруга.

      – Да как-как? Нос красный, сопли ручьем, чихает… Лежит в кровати, – честно ответила Юля. – Короче, Свет, она реально болеет!

      – А температура есть?

      – Тридцать семь и три.

      – Пф! Аж на один целый семь десятых градуса выше, чем у здорового человека! – презрительно процедила Света.

      – Ноль