Дорога солнца и тумана. Лейла Аттар

а внутри мертвым и пустым. Ты слышишь? Меня это просто убивает.

      За ее словами последовала тишина, тяжелая и густая. Я понимала, что надо бы уйти, но не могла пошевелиться. Бахати смотрел на свои руки и, несомненно, испытывал то же самое. Даже Схоластика, не понимавшая ни слова, притихла на стуле.

      Джек посмотрел на Гому и начал что-то говорить, но вместо этого повернулся ко мне.

      – Прости, что разочарую тебя. – Он швырнул салфетку на тарелку. – Я ничем не могу тебе помочь. Я не смог помочь даже собственному ребенку. Я хочу, чтобы все оставили меня в покое! – Его стул скрипнул о пол, когда Джек встал и тяжелыми шагами вышел из кухни.

      Гома осталась за столом и доела свой завтрак. Доев, она вытерла со стола крошки. Ее кожа туго натянулась на просвечивающих костяшках.

      – Я уже слишком старая для слез и уныния, – тихо сказала она. – Мы всю жизнь теряем тех, кого любим. Теряем и теряем. Одних забирают болезни и несчастья. Другие просто уходят. А некоторых мы сами отпускаем.

      Бахати, Схоластика и я молча убирали посуду, а Гома сидела, глядя в окно. Грозовые тучи уплыли прочь, и небо сияло голубизной.

      – Куда теперь? – спросил Бахати, когда мы закончили уборку.

      – Вернемся в Амошу, – ответила я. – Может, кто-нибудь в Нима-Хаусе подскажет мне, как добраться до Ванзы.

      – Сейчас я возьму ключи, – сказала Гома. – Мой джип все еще стоит на пути у машины Бахати. Встретимся возле дома.

      Я убралась в спальне, аккуратно свернула муумуу и положила на кровать. Когда я вышла на улицу, Бахати уже ждал меня возле своей тачки.

      – Готова? – спросил он.

      Я кивнула и слабо улыбнулась, не зная, что мне делать.

      – Извини, что у нас ничего не вышло, – сказал он.

      – Я уверена, мы найдем какой-нибудь выход. – На самом деле я вовсе не была ни в чем уверена, но дороги назад не было, потому что со мной была Схоластика. Я села в машину и закрыла дверцу.

      Гома надела на Схоластику шляпку.

      – У нее нет пигмента, – сказала она. – Поэтому она чувствительна к солнцу. Когда приедете в Амошу, купи для нее защитный крем.

      – Хорошо, – пообещала я. – Спасибо за ваше гостеприимство.

      – Не стоит благодарности. Квахери, Родел. Квахери, Схоластика. Прощайте.

      Она открыла дверцу для Схоластики, но девочка вместо этого побежала к крыльцу. Там стоял Джек и держал забытый шарик. Она взяла его и широко улыбнулась, но Джек не заметил этого. Его глаза неотрывно смотрели на ее шляпку.

      – Откуда это у нее? – спросил он.

      – Не заводись, Джек. – Гома подошла к крыльцу. – Я нашла ее в твоей машине.

      – Ее носила Лили. Она оставила ее в машине, когда пошла в молл.

      – Это всего лишь шляпка, Джек. В ней нет Лили. Она тут… – Гома приложила руку к сердцу, – …где была и будет всегда.

      – Это ее последняя вещь. Ее шляпка-подсолнух. Ты не имеешь права отдавать ее.

      – Эту шляпу сшила я. Я могу отдать ее кому хочу.

      – Это не просто шляпка. Для меня!

      Они ходили взад-вперед,