Беременна от олигарха. Лана Пиратова

маминых рассказов про какую-то десятиюродную племянницу Олю, которая связалась не с той компанией.

      Я вздохнула.

      Если мама узнает, я не переживу. Она не переживёт. Что же будет, что она скажет? Что соседи скажут? Господи, может это всё-таки ошибка, может просто обознались?

      Я вспомнила, как у меня снимали отпечатки пальцев, как ослепила вспышка фотоаппарата. А я, как полная дура, глупо смотрела и улыбалась и думала всё это шутка. А теперь сижу и жду, когда же мне всё объяснят.

      Шаги. Кто-то приближается. Неприятный лязг засова.

      – Теплова, на выход!

      Я подскочила и скорее пошла, чтобы не думали, что я не слушаюсь и не хочу разобраться. Я хочу.

      Повели по коридорам. Длинным, с запахом застарелой канцелярии. Потом по другим, более современным чистым, светлым.

      Да, сейчас всё выяснят и отпустят домой. В общежитие. И я никогда больше не буду делать того, что просила Оля. Найду другую работу, пусть с небольшой зарплатой, но не такую непонятную, скрытную.

      Меня завели в кабинет. Маленький, загроможденный старой мебелью. За столом тощий с неприятным лицом следователь. Он окинул меня быстрым взглядом и указал на стул.

      Я села безропотно. Жду, что он скажет, что спросит. Я всё расскажу, всё, пусть не думают…

      – Вот бумага и ручка, пиши фамилии, имена, явки, пароли.

      – Что? – мне ничего непонятно.

      – Имена и фамилии всех членов вашей преступной группировки, – надавливает следователь на слово «группировки».

      – Какой группировки?

      – Преступной, – терпеливо повторил он.

      – Но я не знаю ни про какую группировку, – жалобно говорю и заглядываю ему в глаза, чтоб поверил.

      – Значит, сотрудничать со следствием мы не желаем? – злобно улыбается он.

      – Я хочу сотрудничать, но не понимаю, о чём Вы говорите.

      Он смотрит на меня как на дуру.

      – Тогда пиши имена подельников! – громко орет мне в лицо.

      Страх и непонимание, чего от меня хотят, сковали разум. Я сидела, хлопала ресницами и теребила ручку, которую он впихнул мне в пальцы.

      – Не надо смотреть на меня телячьим взглядом, все вы, как наркоту таскать и ширяться, так вперёд, а как попались, так не знаю, не помню. Пиши, дрянь, я тебя закрою лет этак на десять, а может на пятнадцать. Это уже от тебя будет зависеть. На десять или на пятнадцать.

      Он зло ухмыльнулся.

      В сознании творилось что-то неладное.

      Да и физически я ощущала себя как-то иначе. Меня тошнило, сводило в животе, кидало в жар, потом в холод.

      Этого не может быть, это не я. Такое не могло произойти со мной. Я же делала всё правильно, ничего не нарушала, никого не обидела.

      Но теперь я здесь.

      От следователя я вернулась в камеру ещё больше испуганная.

      – Что они тебе шьют? – прохрипела прокуренным голосом соседка и повернулась ко мне, подперла ладонью лицо и приготовилась слушать.

      Вид её меня пугал, такой замызганный потасканный. Грязные непричёсанные волосы падали на смуглое лицо.

      – В каком смысле? – проговорила я словно в какой-то прострации, не понимая и ничего не ощущая.

      – Ну,