Свобода для марионеток. Лин Хэндус

месте и со злостью бросил под ноги. Обойдя машину вокруг, чтобы удостовериться, в порядке ли все остальное, он сказал себе с небольшим облегчением:

      – Хорошо, хоть стеклоочистители положил в машину, а то бы и их, паразиты, сняли.

      Олег достал из багажника новенькие дворники и приладил к держателям. Передернувшись телом, подражая собаке, стряхивающей капли влаги с намокшей шерсти, он юркнул в машину, завел мотор, выехал с запрещенной стоянки, намереваясь как можно быстрей добраться домой. Осторожно вырулив из узкого переулка, Громов выбрался на широкое шоссе. Внимательно всматриваясь в единственно оставшееся внутри машины зеркало заднего обзора, он тихонько поругивался на неизвестных грабителей, укравших боковые зеркала. Прижавшись к правой стороне дороги, водитель ехал следом за едва ползущими автобусами, чтобы не нарваться на милицию, которая могла его остановить за езду без надлежащей экипировки, или самому ненароком не совершить аварию. Слякотный холодный день для Олега Громова был испорчен окончательно – редко бывает хуже. Сидя за рулем, он поймал себя на мысли, что ему хочется прямо сейчас выйти из машины, встать во весь рост посреди грязного проспекта, поднять вверх голову и протяжно завыть во весь голос, как воют волки, когда им одиноко и страшно.

      ***

      Олег Громов был коренным москвичом. Он знал из рассказов родителей, что его родственники до четвертого колена тоже родились и прожили всю жизнь в столице. Глубже в прошлое след семейной летописи не проникал, потерявшись как за давностью лет и отсутствием документов, так и воспоминаний, передаваемых из поколения в поколение. Последнего представителя фамилии Громовых это совсем не удручало. Наоборот, он гордился тем, что может дальше, чем многие другие из его знакомых, проследить генеалогическое древо семьи.

      В почти пятьдесят Громов, как это ни странно для русского мужчины, выглядел моложе своих лет и гордился этим. Он посмеивался над такого рода феноменом и говорил, что отец, как детский врач, ему при рождении положил под язык таблетку, замедляющую старость. Олег выделялся среди сверстников не ростом или сложением, а густой шевелюрой без единого седого волоса. Он выглядел всегда подтянутым, с хорошим настроением. Несведущим людям могло показаться, что перед ними стоит неунывающий счастливчик, не знающий, что такое неудачи.

      На проспекте Мира, в самой середине Москвы, он жил, сколько себя помнил. Вначале вместе с родителями в просторной двухкомнатной квартире, полученной отцом за долголетнюю работу главным врачом центрального родильного дома столицы, а потом в собственной, в том же доме. Квартиру они купили с женой Ингой на гонорар за первый фильм. Их дом граничил одной стороной с небольшим ухоженным парком и находился совсем недалеко, в десяти минутах ходьбы от Рижского рынка, одного из самых цивилизованных, а не откровенно-криминальных, как другие, рынков тогдашней Москвы. Район был, хотя не совсем тихий из-за шума проезжающих по проспекту машин, но очень зеленый, что весьма выгодно