Необыкновеллы. Сказки для взрослых и не только. Сергей В. Бойко

а! В начале было Ощущение.

      Хорошо. Лежу. Или сижу? Или стою? Одним словом – нахожусь. Худая темнота едва способна удерживать крупинки тепла. Больше никаких ощущений. Можно только думать. Не о том, кто я и где я, – этого нет. Причина одна: нет меня самого, и я не могу знать о том, чего еще нет. Я – думаюсь! Я сам – мысль. И я перетекаю, ударяюсь в мелкие камешки ассоциаций, меняю направление.

      – Ты признайся, ручеек,

      Как найти дорогу смог.

      – Я на то и ручеек,

      Чтобы не искать дорог.

      Хорошо!

      В меня впадают другие ручейки-мысли. Я впитываю их, становлюсь больше и сильнее, мне становятся понятны преграды на моем пути, я вижу глубже и шире. Но все равно бегу извивисто и прихотливо, не сосредоточенно. А потом сам впадаю в большую реку! Я купаюсь в ее волнах, беззаботный младенец. Эта река называется «я-человек». Она принимает меня. Я весь – в ней. Но и она – во мне. И мы вместе стремимся к общему устью, за которым – океан по имени Жизнь. Но на свободном нашем пути встают болота, тухлые водохранилища и плотины. И я начинаю опасаться: хватит ли сил, достанет ли терпения? И вдруг предчувствую: достанет! И воспоминание – эта встречная волна океана по имени Жизнь – догадку превращает в уверенность: так уже было!

      Я вновь добегу до устья, прикоснусь к океану – и на краткий этот миг увижу весь свой путь разом: от первой капли и песчинки на ее пути до океанского наката. В случайном увижу предопределенное; в очевидном – уродство несомненности; обрету способность извлекать гармонию из хаоса и повергать в прах незыблемые кристаллы аксиом. Я замкну цикл бытия и на краткий этот миг сам стану истиной и… позабуду обо всем!

      Так это случалось прежде. Так это будет происходить всегда, когда я-мысль будет изрекаться в я-человеке. Какие-то частички сохранятся в памяти, как эти крупицы тепла в темноте; я чувствую их – но ими не согреться…

      А сейчас – новая волна океана пришла ко мне с известием: каждый человек – Вселенная! Поэтому часы его идут только с присущей им одним скоростью. И другой проживает за три года полные тридцать или даже девяносто, когда один в свои шестьдесят не вспомнит ничего отраднее вчерашней пакости. И умереть в тридцать три как бы насильственной и мученической смертью – может статься! – прекрасно достойный и единственно возможный способ завершить свой жизненный цикл, из я-Вселенной перейти в я-Жизнь и я-человек и, наконец, в я-мысль. И так все это может удачно сложиться, что люди посчитают тебя необыкновенным и уверуют, а их потомки день твоего рождения положат началом нового летоисчисления и будут весело праздновать его в конце каждого года. Что ж, неплохой способ отметить достойного, но…

      Приближается Время! Надо быть готовым.

      Другие готовятся к смерти. Это не составляет труда. Мне надо приготовиться к Жизни! Это мучительно трудно. Ведь я могу оказаться в любой точке времени и пространства, даже одновременно в разных местах или единовременно в одном месте несколько раз. Ведь я – мысль! Откуда мне знать, кто меня подумает, и где я появлюсь на свет? Это откроется мне только в момент истины – и тут же канет в забвение. Только миг я буду чувствовать, знать и понимать все!

      Чаще и ощутимее накатывают встречные волны океана – моя память из будущего. Они говорят мне теперь: в миг смерти, как и в миг рождения, Жизнь откроется тебе – это будет один из ее подарков: с рождением тебе даруется Жизнь, со смертью – ее Смысл! Итак…

      Я есть всяко время и место. Я – везде. Я – есмь!

      Двери моей темницы падают. Сыплется труха, вспыхивает солнечными искрами, вонзается в лицо. Грубый голос внятно поминает всех своих святых. Меня подхватывают и выволакивают наружу.

      От яркого дня я слепну. От боли не ощущаю своего тела. Запахи дурманят до тошноты. Вот я и появился на свет!

      Меня кладут на душистую землю, лицом вниз. Наваливают на спину тяжелое, – от чего становится трудно дышать. Первое ощущение собственного тела – это меня начинает бить озноб.

      – Что трясешься, жидовская морда? – слышу я над собой. – Замерз? Потерпи чуток. Сейчас согреешься.

      Дружный хохот ласкает мой слух.

      Меня поднимают. Я прикручен к столбу. Веревки натягиваются, – и когда, кажется, сейчас мои плечи выскочат из суставов, я упираюсь задом в прибитую заботливой рукой перекладину, как бы сажусь на нее верхом.

      Хорошо!

      Столб ударяется о дно готовой для него ямы, – и я чуть не слетаю со своего места. Меня с терпеливой заботой возвращают в удобное положение.

      Спасибо!

      Я чувствую, как закрепляют столб, набрасывая в яму острые камни. Столб становится продолжением моего тела. Камни царапают его, когда их начинают трамбовать. Они сжимают меня своими шершавыми и холодными лбами.

      Надо потерпеть.

      Меня все еще бьет дрожь. От нее я снова сваливаюсь, и снова меня возвращают на место и ради простоты и надежности – я понимаю: в моих же интересах! – привязывают к столбу туловище. От этого становится не совсем удобно, потому что теперь, перехваченный на груди веревкой,