Прошли годы, десятилетия…. Людмила Фёдоровна Липатова

И в этом плане я видела эти изменения, они делали просто прекрасную работу по социальной адаптации ненцев в посёлках. Это очень сложный, многогранный вопрос, и на него нет однозначного ответа.

      – Среди городского населения в Салехарде вы проводите какую-то исследовательскую работу?

      – Да, конечно. В городе труднее проводить какие-то этнографические, антропологические исследования, потому что всё более закрыто. Я просто здесь общаюсь с протестантами разных церквей, которых могу воспринимать как миссионерские центры, которые проводят работу в тундре. То есть такие люди, которые разрабатывают миссионерские методики и ведут те или иные проекты с коренными народами.

      – Вы верите в искренность и чистоту их помыслов?

      – Скорее, да, чем нет. Искренность проверяется временем. В таких суровых условиях, если ты не искренен, то сможешь протянуть не более пары лет, а они живут здесь уже по пятнадцать-двадцать лет, чтобы строить тут церковь, быть религиозными служителями.

      – Это миссионеры из нашей страны, а не иностранцы?

      – Да, да, это миссионеры из нашей страны. У нас же есть сейчас в законодательстве ограничения именно по иностранному миссионерству.

      – Есть ли действующие миссионеры из местных людей, тех, которых приняли в баптисты именно здесь?

      – Есть, конечно. И хочу сказать, что здесь есть очень талантливые и мудрые люди. И сейчас уже появляются верующие из ненцев, причём осмысленные носители этой религии. Уже есть ненцы миссионеры, и даже имеется первый ненец, рукоположенный пастором. Работа идёт, культурные изменения происходят. Будем смотреть, что произойдёт дальше.

      – Мне рассказывали такой случай, который произошёл много лет назад в Горнокнязевске, когда мужчина ханты, принятый в баптисты, сжёг священную нарту, а он был её последним хранителем. И когда я сказала настоятелю: «Как же так, зачем вы позволили ему это сделать? Могли бы передать эту нарту, в которой хранятся старинные священные предметы, в музей. Это же культурное достояние народа». Знаете, что он мне ответил на это? Что человек сам этого захотел. Как мне показалось, ему было безразлично, как к этому отнесутся местные люди.

      – Это не единственный случай, одну нарту мы спасли.

      – Замечательно. И где она?

      – Лена Лярская увезла в Российский этнографический музей и передала в фонды. Кстати, женщина была последней представительницей своего рода, и она грозилась сжечь нарту после того, как стала христианкой. Мы с трудом убедили передать эту ценную реликвию в музей.

      – Мне кажется, миссионеры должны эти нюансы понимать. Ведь это культурное наследие, которое мы не должны терять. Наверное, во мне ещё и старый музейщик возмущается.

      – Да, конечно. Это наша история. Но для некоторых больше имеет значение психологический момент, что эта нарта.

      – Второй такой вопиющий случай произошёл в Харсаиме,