За стеной сна. Сборник

этюдник, приглядываясь к ближайшей скале, которая притягивала необъяснимой магией. Было в ней что-то колдовское, что приводило сердце в трепетное волнение. «Вот чего мне всегда недоставало! Душевного трепета! Вероятно, именно так работают гениальные живописцы», – подсказывало художнику обострившееся сознание. Но поначалу надо было подобрать наиболее выгодную картину изображения и зафиксировать её фотокамерой, чтобы позже, при работе в мастерской, снимки заменяли вид с натуры. Челноков медленно передвигался по поляне, выбирая выгодную точку обзора. Время от времени он вскидывал фотоаппарат, висевший на груди, и наводил на искомый ракурс объекта.

      Стоп! Вот она, точка, с которой открывался вид для создания шедевра путём нанесения масляных красок на льняной холст, изготовляемый из толстой пряжи. Широко распахнутые глаза художника устремились на вершину, увенчанную каменной головой азиата. Плотно обёрнутая чалмой горбоносая голова вполоборота, свисающий по заплечью кусок ткани, глазные провалы – всё это создавало образ духа гор, которому издревле поклонялись местные шаманы, приводящие себя в религиозных обрядах в состояние неудержимого экстаза.

      Живописец лихорадочно набрасывал карандашом эскиз будущего шедевра, весь поглощённый царившей в местечке аурой, но лучше бы он не погружался в сакральный мир каменного истукана. Челноков всё ещё относил охватившую его лихорадку к состоянию необычайного творческого воодушевления, какого не припоминал за собой даже после принятия изрядной порции спиртного. «Так вот как рождаются шедевры!» – ублажал себя художник. Однако его азарт упорно вытеснялся какими-то тревожными предчувствиями и неодолимым желанием дать ход безотчётной внутренней активности. Он ощущал себя вулканом, готовым выплеснуть скопившуюся энергию. Дальше – хуже! Николай уж не находил себе места в тщетных попытках освободиться от тяжёлого дурмана.

      Отчаявшись, Челноков начал оглядываться по сторонам, топтаться на месте в поисках путей к спасению, как вдруг его подхватило порывом неодолимой магии, закрутило и понесло в исступлённой плясовой круговерти по облюбованному пятачку обозрения. Его фигура сгорбилась: головой вниз, подбородком в грудь, руками в стороны наподобие крыльев, и весь этот подневольный ритуал сопровождался гортанными звуками непонятного содержания, адресованными не иначе как древнему божеству. Так шаманы при встрече с Богом впадают в транс.

      «Это чалма! – пронзила догадка Николая, обессиленного и обескураженного. – Это она, чалма, вселила в меня дух шамана и гоняет себе в утеху по поляне!» Он бросил взгляд на каменную статую, выкинувшую новый фортель. Глаз великана, ближний к жертве острых ощущений, излучал узкий пучок света! Вот он, памятник, достойный размещения в Лувре! И невдомёк было бедолаге, что это солнечный луч пробился через глазницу, придав природному изваянию фантасмагорический вид. «Бежать! Бежать от этого колдовства, пока ещё работает сознание, пока остались силы для спасения!» – художник с трудом вырвался из состояния