По Уссурийскому краю. Дерсу Узала. Владимир Клавдиевич Арсеньев

подыматься обильные испарения. Достигая верхних слоев атмосферы, пар сгущается и падает обратно на землю мелким дождем.

      Паначев оказался прав. Часов в пять вечера начало моросить; незадолго до сумерек дождь перестал и тучи рассеялись. Какой-то особенно нежный свет разлился по всему лесу – это была последняя улыбка солнца. Начавшая было засыпать жизнь в лесу встрепенулась. Забегали бурундуки, послышались крики иволги и удода. Но вот свет на небе начал гаснуть; из-под старых елей и кустов поползли ночные тени. Пламя от костра стало светлее. Около него толпились люди… Паначев сидел в стороне и молча ел хлеб, подбирая крошки. Казаки разбирали вьюки, ставили комарники и готовили ужин. Некоторые из них разделись донага, собирали с белья клещей и нещадно ругались.

      – А что, дядя, сколько будет верст до Кокшаровки? – спросил старовера Белоножкин.

      – А кто его знает! Разве кто тайгу мерил? Тайга, так тайга и есть! Завтра надо бы дойти, – ответил старовер.

      В этом «надо бы дойти» слышалась неуверенность.

      – Ты хорошо эти места знаешь? – продолжал допрашивать его казак.

      – Да не шибко хорошо. Два раза ходил и не блудил. Ничего, пройдем помаленьку.

      Покончив ужин, Паначев, не смущаясь присутствием посторонних, помолился, потом взял свой топор и стал подтачивать его на камне.

      Следующий день был 1 июня. Утром, когда взошло солнце, от ночного тумана не осталось и следа. Первым с бивака тронулся Паначев. Он снял шапку, перекрестился и пошел вперед, высматривая затески. Два стрелка помогали ему расчищать дорогу.

      В пути наш отряд разделился на три части. Рабочий авангард под начальством Гранатмана с Паначевым во главе шел впереди, затем следовали вьюки под командой Мерзлякова. Остальные участники экспедиции шли сзади. Вперед мы подвигались очень медленно. Приходилось часто останавливаться и ожидать, когда впереди рабочие прорубят дорогу. Около полудня кони вдруг совсем стали.

      – Трогай! – кричали сзади нетерпеливые.

      – Обожди! Старовер затески потерял, – отвечали передние.

      – А где сам-то он?

      – Да пошел вперед искать дорогу.

      Прошло минут двадцать. Наконец Паначев вернулся. Достаточно было взглянуть на него, чтобы догадаться, в чем дело. Лицо его было потное, усталое, взгляд растерянный, волосы растрепанные.

      – Ну что, есть затески? – спросил его Гранатман.

      – Нету! – отвечал старовер. – Они, должно, левее остались. Нам надо так идти, – сказал он, указывая рукой на северо-восток.

      Пошли дальше. Теперь Паначев шел уже не так уверенно, как раньше: то он принимал влево, то бросался в другую сторону, то заворачивал круто назад, так что солнце, бывшее дотоле у нас перед лицом, оказывалось назади. Видно было, что он шел наугад. Я пробовал было его останавливать и расспрашивать, но от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет, на котором П. К. Рутковский высказался за возвращение назад до затесок, но Паначев говорил,