По Уссурийскому краю. Дерсу Узала. Владимир Клавдиевич Арсеньев

встряхивал головой и откидывал их назад.

      – Здравствуйте, – сказал он тихо, отошел к дверям и стал мять свою шапку.

      На сделанное ему предложение проводить нас до Кокшаровки он охотно согласился.

      – Хорошо, пойду, – сказал он просто, и в этом «пойду» слышались готовность услужить, покорность и сознание, что только он один знает туда дорогу.

      Решено было идти завтра, если дождь перестанет. Паначев ушел, а мы принялись беседовать с хозяином. Мерзлякова заинтересовали старинные книги.

      – Можно их посмотреть? – спросил он старосту.

      – А если только понимаете по-славянски, – отвечал старовер, – то читайте, пожалуйста. – И он принялся доставать книги одну за другой.

      А на дворе бушевала непогода. Дождь с ветром хлестал по окнам. Из темноты неслись жалобные звуки, точно выла собака или кто-то стонал на чердаке под крышей. Под этот шум мы сладко заснули.

      IX

      Через горы – к деревне Кокшаровке

      Уссурийская тайга. – Заблудились. – Средства от комаров и мошек.

      На другой день (31 мая), чуть только стало светать, я бросился к окну. Дождь перестал, но погода была хмурая, сырая… Туман, как саваном, окутал горы. Сквозь него слабо виднелись долина, лес и какие-то постройки на берегу реки.

      Раз дождя нет, значит, можно идти дальше. Но одно обстоятельство заставило нас задержаться: не был готов хлеб.

      Часов в восемь утра вдруг все петухи разом запели.

      – Погода разгуляется, будет вёдро. Ишь петухи как кричат. Это – верная примета, – говорили казаки между собой.

      Известно, что домашние куры очень чувствительны к перемене погоды. Впрочем, они часто и ошибаются. Достаточно иногда небу немного проясниться, чтобы петухи тотчас начали перекликаться. Но на этот раз они не ошиблись. Вскоре туман действительно поднялся кверху, кое-где проглянуло синее небо, а вслед за тем появилось и солнышко.

      В десять часов утра отряд наш во главе с Паначевым выступил из деревни и направился кверху по реке Вангоу. Нам предстояло перевалить через хребет, отделяющий Даубихе от Улахе, и по реке, не имеющей названия, выйти к устью Фудзина.

      Тотчас за деревней дорога превратилась в тропу. Она привела нас к пасеке Паначева.

      – Пройдемте кто-нибудь со мной, ребята, – обратился старовер к казакам.

      Затем он полез через забор, открыл кадушку и стал передавать им сотовый мед. Пчелы вились вокруг него, садились ему на плечи и забивались в бороду. Паначев разговаривал с ними, называл их ласкательными именами, вынимал из бороды и пускал на свободу. Через несколько минут он возвратился, и мы пошли дальше.

      Понемногу погода разгулялась совсем: туман исчез; всюду по земле струйками бежала вода; озябшие цветы подняли свои головки; в воздухе опять замелькали чешуекрылые.

      Паначев повел нас целиной «по затескам». Как только мы углубились в лес, тотчас же пришлось пустить в дело топоры.

      Читатель ошибается, если представляет