По Уссурийскому краю. Дерсу Узала. Владимир Клавдиевич Арсеньев

стоял Дерcу.

      – Становись на колени, – сказал он мне.

      Я повиновался и уперся руками в землю. Дерcу накрыл меня своей палаткой и затем сверху стал заваливать травой. Сразу стало теплее. Закапала вода. Дерcу долго ходил вокруг, подгребал снег и утаптывал его ногами. Я стал согреваться и затем впал в тяжелое дремотное состояние. Мне показалось, что я долго спал. Вдруг я услышал голос Дерcу:

      – Капитан! Подвинься…

      Я сделал над собой усилие и прижался в сторону. Гольд вполз под палатку, лег рядом со мной и стал покрывать нас обоих своей кожаной курткой. Я протянул руку и нащупал на ногах у себя знакомую мне меховую обувь.

      – Спасибо, Дерcу, – говорил я ему. – Покрывайся сам.

      – Ничего, ничего, капитан, – отвечал он. – Теперь бояться не надо. Моя крепко трава вяжи. Ветер ломай не могу.

      Чем больше засыпало нас снегом, тем теплее становилось в нашем импровизированном шалаше. Капанье сверху прекратилось. Снаружи доносилось завывание ветра. Точно где-то гудели гудки, звонили в колокола. Потом мне стали грезиться какие-то пляски, песни, куда-то я медленно падал, все ниже и ниже, и наконец погрузился в долгий и глубокий сон… Так, вероятно, мы проспали часов двенадцать. Когда я проснулся, было темно и тихо. Вдруг я заметил, что лежу один.

      – Дерcу! – крикнул я испуганно.

      – Медведи! – услышал я голос его снаружи. – Медведи! Вылезай. Надо своя берлога ходи, как чужой берлога долго спи.

      Я поспешно вылез наружу и невольно закрыл глаза рукой. Кругом все белело от снега. Воздух был свежий, прозрачный. Морозило. По небу плыли разорванные облака; кое-где виднелось синее небо. Хотя кругом было еще хмуро и сумрачно, но уже чувствовалось, что скоро выглянет солнце. Прибитая снегом трава лежала полосами. Дерcу собрал немного сухой ветоши, развел небольшой огонек и сушил на нем мои обутки.

      Теперь я понял, почему Дерcу в некоторых местах не велел резать траву. Он скрутил ее и при помощи ремней и веревок перетянул поверх шалаша, чтобы его не разметало ветром. Первое, что я сделал, – поблагодарил Дерcу за спасение.

      – Наша вместе ходи, вместе работай. Спасибо не надо. – И как бы желая перевести разговор на другую тему, он сказал: – Сегодня ночью много люди пропади.

      Я понял, что «люди», о которых говорил Дерcу, были пернатые.

      После этого мы разобрали травяной шатер, взяли свои ружья и пошли снова искать перешеек. Оказалось, что наш бивак был очень близко от него. Перейдя через болото, мы прошли немного по направлению к озеру Ханка, а потом свернули на восток к реке Лефу.

      После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали – все это куда-то исчезло. По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом. Идти было хорошо: мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли на реку, а через час были на биваке.

      Олентьев и Марченко не беспокоились о нас. Они думали, что около озера Ханка мы нашли жилье и остались там ночевать. Я переобулся, напился