Рубль – не деньги. Ирина Бова

национальность определяется местом рождения и родным языком.

      – У тебя в голове полный сумбур, – делал заключение брат. – И кем же ты себя считаешь?

      – Ленинградцем.

      – Это ты уже с Довлатова слизал.

      – Не слизал, а солидаризировался.

      На следующее утро брат-еврей потащил чуть ли не силком брата-ленинградца стричься. Когда «обновленный» Александр взглянул на себя в зеркало, захотелось плакать: за жалкие пять шекелей из него сделали мужское подобие Надежды Константиновны Крупской.

      Каждый день, каждую минуту Гутман мысленно спрашивал себя: «Доколе?», но ответа не находил. Ответа и не могло быть – брат со всей семьей старались, аж из кожи вон лезли, и он не мог их обидеть. На 17-й день пребывания в Земле обетованной Лиля усадила его в зубоврачебное кресло и, слегка прижавшись к его плечу пышным бюстом, накинула белую простынку. Потом надела тонкие латексные перчатки и ловко стала копаться у него во рту. Пахло спиртом и чем-то вроде хлорофома. Лиля сдвигала бровки, щурила глазки и поджимала накрашенный ротик. Через полчаса осмотр закончился.

      – У тебя все в порядке, даже не верится.

      – Это почему же?

      – Если б ты не был моим родственником, я бы решила, что ты из группы риска, и зубы у тебя должны быть желтыми и съеденными.

      Александр поперхнулся.

      – Какая группа риска, ты с ума сошла?

      – Брось, Сашуля! Стрижка, с которой ты заявился, твой наряд, твой образ жизни…

      Гутман вскочил с кресла с мыслью либо двинуться в аэропорт сразу из кабинета, либо предварительно удушить жену брательника. Но не сделал ни того, ни другого, а выйдя во дворик закурил. Рядом с ногой резко зашуршало и появился крот – к таким чудесам у себя на Литейном он тоже не привык и просто резко отдернул ногу.

      За ужином Владимир проинформировал, что завтра с утра они едут в Цфат.

      – Познакомлю тебя с Яшкой, он большой человек.

      – В смысле? – спросил вконец измученный Гутман. На самом деле, ему уже было совершенно все равно, куда ехать. Он так устал морально от всей израильской экзотики и постоянных абсурдных обвинений, что если бы Яшка оказался даже драконом о трех головах, его бы и это не смутило.

      – Он в Электронной еврейской энциклопедии дела прокручивает, вот приедешь к нам на постоянку, будешь у него работать.

      Солнце палило, не щадя своих сил, как, впрочем, все эти дни.

      – Нам наверх, вот по этой улице, – сказал брат.

      То, что он назвал «улицей», представляло из себя узкий каменный проход с желобом посередине. Исторически все понятно: строили на ширину копья еще при крестоносцах, а желобок – для стекания дождевой воды, но как идти по такому сооружению, оставалось загадкой. Чтобы не завалиться ни вправо, ни влево, Александр стал продвигаться ровно посередине, как вдруг… Расширившимися глазами Гутман увидел, что навстречу летит армада отъевшихся, лакированных, пронзительно красных тараканов. Они летели молча и упорно.

      Гутман развернулся и стремительно побежал вниз.

      – Ты куда? – кричал брат.

      Очень хотелось крикнуть в ответ:

      – В Ленинград!