Река, текущая вспять. Жан-Клод Мурлева

у него ножки…

      Женщина, видимо, не знала продолжения, потому что пела только эти строчки. Послышался звон посуды – дзынь, блям – и потом звук льющейся воды. А фоном звучала все та же песенка: «Наш бедный ослик болен…» «У нее, похоже, хорошее настроение», – подумал Томек. Еще он подумал, что тот, кто поет: «Наш бедный ослик болен – болят у него ножки», – не может быть очень злым, – и высунулся из своего укрытия.

      И правда, это была женщина. Несомненно, женщина, хоть и очень странно одетая. Невысокого роста, пухленькая. Множество вещей, совершенно друг к другу не подходящих, было надето на ней слоями, как на капусте: слой штопаных шерстяных кофт, слой юбок, слой свитеров… Простудиться ей точно не грозило. Наконец, надо добавить, что на голове у нее был надет чепец, закрывавший уши, а на ногах – внушительного размера ботинки.

      – Гляди-ка! Выманили мы его! Любишь кофе?

      – Да. Здравствуйте, сударыня… – ответил Томек, который кофе никогда не пробовал.

      Женщина расхохоталась, увидев, что он стесняется.

      – Да ладно тебе меня сударыней звать! Можешь называть меня Мари, этого достаточно. И притащи себе камень, если хочешь сесть к огню.

      Рыская вокруг дерева в поисках камня, Томек увидел пасущегося осла и повозку с устремленными в небо оглоблями.

      – Это ваш осел? – поинтересовался он, вернувшись к костру.

      – Это Кадишон. Он очень умный. Упрямый, но очень умный. И храбрый. Верно, Кадишон?

      Осел встрепенулся. Он удивленно наклонил голову, взглянул на хозяйку сквозь челку, свисавшую ему на глаза, и снова принялся за еду.

      – Кривой на один глаз, – добавила толстуха. – Медведи…

      – Медведи? – удивился Томек, садясь на плоский камень, который он притащил.

      – Ну да, медведи. Лес ими кишит.

      – Ясно… – сказал Томек и посмотрел на бесконечную, неподвижную и безмолвную черную полосу леса, о котором он уже успел позабыть. – Неужели через него не пройти?

      Женщина, отрезавшая ломоть от огромной буханки ржаного хлеба, резко остановилась.

      – Ты хочешь пройти через лес?

      Он сразу поправился:

      – Если нельзя, тогда я обойду…

      – Обойдешь? – изумилась толстуха и принялась хохотать так задорно и заразительно, что Томек тоже засмеялся. Они смеялись до слез. Томек повторял: «Я обойду» – и толстуха с каждым разом смеялась все громче, как будто обойти лес было самым обычным делом: «Конечно, обойдешь!»

      Когда они немного успокоились, Мари сходила к повозке и принесла в корзинке масло, две банки варенья, клубничного и ежевичного, кусок овечьего сыра, молоко в бидончике и коробку сахара. В кастрюльке уже дымился кофе. Она наполнила кружку Томека и пододвинула к нему корзинку с едой. Они ели молча и с большим аппетитом. Потом Мари свернула папироску и закурила. Это очень удивило Томека, который никогда не видел, чтобы женщины так делали.

      – Как тебя зовут-то? – спросила