В одно окно смотрели двое. Алехандро Атуэй

ему в глаза, спросила:

      – Антип Григорьевич! Зачем вам моя рука? Ведь я не подавала её вам.

      При этих словах она мелко покачивала головкой из стороны в сторону и, сделав елейные, слегка заведённые под верхние веки глаза, улыбалась внутреннею улыбкой, которую можно было прочесть только по чуть вздёрнутым вверх уголкам губ. И это выражение лица, и укоризненный голос выдавали неприкрытое кокетство, на которое мужчины особенно падки и отвечают теми же манерами, невольно заражаясь воздухом этих женских ухищрений, и, словно брачующиеся павлины, начинают распускать хвосты, ходить, горделиво озирая предмет своего обожания. А женщины в свою очередь начинают искусственно скромничать и опускать глаза, что придаёт им вид ещё более притягательный.

      Разговор тут может применяться какой угодно, да хоть о ценах на бирже – слова практически не имеют никакого значения. Здесь важны только движения, повороты головы, пылкие взоры, нечаянные касания рук, сближение лиц до неприличного как бы невзначай, неровное дыханье и ахи да вздохи. Мужчина наступает, сближается, вот-вот коснётся грудью её плеча, и останется только поднять руки, чтобы прижать желанную к себе, а женщина всё время отступает, словно ускользает, и влечёт за собой, но не убегает совсем, а только раззадоривает погоней, которая вот-вот должна увенчаться успехом, и каждый раз срывается, как рыбка с крючка. При этом он страстно шепчет ей почти на ухо о внезапно поднявшемся спросе на кротовые шкурки и о почти бросовых ценах на морковь, которая хотя и уродилась в достатке, зато вид имеет совсем непрезентабельный и даже нисколько не сладкая. Она же рассказывает, как третьего дня собирала в саду ромашки, а потом убегала от пчелы, и каждые две минуты на мгновенье поднимает на него глаза, обжигая страстным, но пристыженным взглядом, и тут же опущенные ресницы дают знать собеседнику о кротости её нрава, которая ещё больше возбуждает в нём желание.

– 5 —

      Нечто подобное стало развиваться между нашим учеником и учителем, с той лишь только разницей, что Капитолина Авдеевна воспринимала всё со стороны Антипа за чистую монету, а сама старалась обыграть роль. Антип же воспринимал всё как игру и усердствовал вовсю, ожидая, во что всё это выльется, и гадая о том, каков будет из этих брачных забав нравоучительный или назидательный результат, пытался угадать образ и соответствовать ему. Впрочем, он так увлёкся, что в какой-то момент распалился не на шутку – его уже влекло женское тело, он просто органически воспылал к ней, ему хотелось прикасаться, владеть ею, пусть не всею, но хотя бы той же рукой: сжать её крепко, поцеловать и не отпускать долго-долго, припав к ней губами. Игра пробудила в нём дремавшие инстинкты, и он уже не понимал, где кончается его искусственное лицемерие и где начинается настоящая страсть, взбудораженная женским заигрыванием.

      Капитолина заметила его порыв и, чтобы усилить чувства партнёра, вернулась опять к началу разговора:

      – Антип Григорьевич, а вы ведь так и не сказали, зачем