Ева и её братья. Елена Барбаш

Йецира» – Книга Творения[3]. Она бросилась глотать найденную информацию, и вдруг в голове её пазл сложился. Она поняла, на каком языке разговаривала во сне, кого и чему её ночной отец учил за полузакрытой дверью.

* * *

      С этой книгой Ева пошла за разъяснениями, но, главное, за утешением к известному раввину-каббалисту. Если её сны связаны с этой таинственной книгой, то кто, как не он, сможет ей разъяснить, что́, собственно, происходит. Ей очень хотелось кому-то излить своё горе и понять, почему умер её сын.

      Раввин цепко её оглядел, оценил возможную стоимость, перспективы и вкрадчиво пригласил в общину. Про ребёнка спросил, был ли обрезан, а потом сказал, что душа его всё уже на этой Земле отработала, для чего была послана, и ещё что-то про искупительную жертву. Когда Ева вытащила книгу, раввин сильно удивился, спросил, откуда эта книга у неё. Потом сказал, что это величайшая реликвия и место ей в синагоге, а изучать её могут лишь женатые мужчины старше сорока лет.

      Ева книгу не отдала и на раввина разозлилась. А ещё сильнее разозлилась на еврейского Бога, на этого злобного духа Синайской пустыни, потому что возложила на него персональную ответственность за смерть сына. Светоносный создатель Вселенной и этот мстительный, ревнивый и злобный дух, устраивавший периодически избиения присягнувшего ему народа за недостаток преданности, не имели ничего общего… А может, там просто никого нет. А если есть, то будь он проклят! Взгляд, конечно, очень гностический.

      Тётя Даша приходила, помогала по хозяйству. Видя Евину муку, однажды предложила пойти с ней к батюшке. Пойдём, сказала, со мной в храм, может, полегчает…

      Они пришли в красную церковь неподалёку от метро Рижская.

      Каково же было Евино изумление, когда в батюшке она узнала своего одноклассника Кешу, того самого, что позорил её своей любовью. Он звался теперь отец Иннокентий.

      После службы подошли к нему. Не сразу. В очереди пришлось постоять. Они последние были.

      Иннокентий сразу её узнал. По лицу его пробежала волна удивления, замешательства, потом батюшка просиял. Но чуть позже понял, что не радость привела Еву к нему, не желание повидаться после стольких лет. Чёрная одежда, серое лицо, и только волосы – по-прежнему рыжие.

      Он пригласил их с Дарьей в притвор. Сели на лавку, и Дарья, утирая глаза платочком, сказала:

      – Вот, батюшка, сыночек у неё умер. – Потом добавила, глядя на Еву: – Я тебя на улице подожду.

      Иннокентий и Ева остались одни.

      – Не знала, что ты стал священником, – сказала Ева, помолчав, вспоминая, как именно они расстались.

      – Уверовал, служу. А ты, Ева? Замуж вышла, в университет поступила? Слухи дошли.

      – Нет больше у меня мужа, Кеша. Свалил. За бугор. От подельников подальше. Да и скатертью дорога. Сын был единственной моей радостью. Теперь и его нет. Жить незачем стало.

      – А ты иначе об этом думай. Бережёт тебя Господь – мужа такого отвёл. Уповай на Него, и Он не оставит.

      – Может

3

Др.-евр.