Добранушка. Сказка о вечной любви. Виктор Далёкий

Заноза Болвановна вошла в дом, он перестал с часами играть и посмотрел на вошедшую.

      – Принесла тебя нелегкая? – спросил он Болвановну скрежещущим голосом.

      – Принесла, мерзкий ты мой повелитель гадких пакостников. Не сломить нам девчонку. Крепко она на своем стоит.

      – Знаю, – сказал Душегуб Кинжалович, – я с ней только что состоял в переписке. Какой она вечной любовью хочет зло победить?

      – Про то не ведаю, противный и ненаглядный касатик мой, – ответила Заноза Болвановна.

      – Так разведай, старая.

      – Разведаю, все разузнаю.

      – Сама толком ли к ней сходила? – грозно спросил Душегуб Кинжалович.

      Болвановна в ответ сморщилась так, что сильнее уже и нельзя было.

      – Что не получилось отравить, навести порчу и заколдовать девчонку?

      – Не получилось, соколик мой ясный, Душегуб прекрасный, – масляным, трусливым голосом ответила Заноза Болвановна. – Просветленная она оказалась, посвященная в таинства. Для малого обычного волшебства у нее «Книга Волшебства» есть, для большего волшебства Золотое Веретенце имеется, которое ей от предков досталось. Если «Книга Волшебства» требует высказанного пожелания, то Золотое Веретенце претворяет волшебство по мановению руки и помысла. Это ее наисильнейшее оружие против нас. Защита на девчонке стоит вековая. Не подвластная она моим чарам. Род ее защищает. Ну да ночь впереди. Буду до утра колдовать. Не наколдую, не умерщвлю, так свинью подложу.

      – Колдуй, старая! Колдуй, проклятая! – потребовал Душегуб Кинжалович. – И сказывай, что нового узнала?

      – Пекарня у нее волшебная. На новых технологиях работает. Печет сама разные вкусности. Народ за ее батонами, булками и пирогами с утра издаля тянется.

      – Пекарня, говоришь?

      – Она, проклятая.

      Хотел Душегуб Кинжалович колдовством сломать пекарню. Напрягался, натужился, глазами, заморгал, задвигал, зловеще зашептал. Остановилась пекарня. Но появилось странное существо на колесиках, предохранитель не электрическом щитке заменило и снова заработала пекарня.

      – Не получается, – проскрипел Душегуб Кинжалович. – Охраняет пекарню кто-то. Человек – не человек, собака – не собака. Робот какой-то.

      – Получится, – заискивающе произнесла Заноза Болвановна.

      – Колдуй, проклятая! И я сложа руки, сидеть не стану. – Взял Душегуб мобильный телефон, потыкал корявым пальцем в кнопки и поднес к уху. – Алло!.. Это я… Эй, вы там, подлецы, наглецы, гады многоразовые, живо ко мне. Одна нога там, другая здесь.

      Где-то на задках дома в сарае завыло что-то так, что мурашки побежали по коже.

      – Опять!.. – выругался Душегуб Кинжалович. – Пойди, старая, накорми его.

      – Сам иди. Он только тебя к себе подпускает.

      Тут послышался тихое тарахтение и шорох. Дверь открылась, и в дом вошел паренек, кудрявый, ловкий, стройный, красивый. Глаза озорные пытливые, плутовские.

      – Малыш? – окинул его взглядом Душегуб Кинжалович. – Много чего надыбал?

      – Есть, –