Пчелы мистера Холмса. Митч Каллин

Во вторник Энн должна была приступить к занятиям.

      Монтегю-стрит не слишком далеко от моего дома. Я не стал брать кеб, решив пройтись пешком и сообщить Энн добрые вести. Но все завершилось легкой размолвкой, и я бы отменил уроки в тот же день, если бы не уверенность, что они помогут ей. Когда я пришел, дома было тихо и шторы были опущены. Позвав Энн, я не услышал ответа. Поискав на кухне и в спальне, я пошел в кабинет – и обнаружил ее там, одетую в черное, словно в трауре, недвижно сидящую спиной к двери, праздно глядящую на книжный шкаф. В комнате стояли глубокие сумерки, она казалась тенью; я позвал ее по имени – она не обернулась. Я испугался, мистер Холмс, что ее психическое состояние стремительно ухудшается.

      – Ты уже дома, – устало сказала она. – Я не ждала тебя так рано, Томас.

      Я объяснил, что сегодня ушел раньше обычного, потому что у меня были дела. Затем я сказал, куда ходил, и оповестил ее об уроках гармоники.

      – Но тебе не следовало решать за меня. Конечно, ты не спросил меня, хочу ли я брать эти уроки.

      – Я подумал, что ты не будешь возражать. Они пойдут тебе только на пользу, я не сомневаюсь. Все лучше, чем сидеть вот так взаперти.

      – Я вижу, выбора у меня нет. – Она посмотрела на меня, в темноте я едва мог разглядеть ее лицо. – Разве мое мнение тут ничего не значит?

      – Разумеется, значит, Энн. Как я могу принуждать тебя делать что-то, чего ты делать не желаешь? Но ты хотя бы сходишь на одно занятие послушать игру мадам Ширмер? Если тебе не захочется продолжать, я не буду настаивать.

      Эта просьба заставила ее умолкнуть. Она медленно повернулась ко мне и, склонив голову, уставилась в пол. Наконец она подняла глаза, и я заметил в них унылое выражение загнанности, готовность, не споря, согласиться на все вопреки своим подлинным чувствам.

      – Хорошо, Томас, – сказала она, – если ты хочешь, чтобы я пошла на занятие, противиться я не стану, но надеюсь, ты не будешь ждать от меня многого. Все-таки этот инструмент нравится тебе, а не мне.

      – Я люблю тебя, Энн, и хочу снова сделать тебя счастливой. Уж мы с тобою этого заслуживаем.

      – Да, да, я знаю. В последнее время я ужасно докучаю тебе. Но я должна сказать, что больше не верю в какое-то счастье для себя. Подозреваю, у каждого человека есть внутренняя жизнь, со своими каверзами, и ее, как ни пытайся, нельзя описать словами. Я прошу одного – будь терпим ко мне и дай мне лучше себя понять. Но я схожу на одно занятие, Томас, и дай бог, чтобы это доставило мне столько же радости, сколько, я уверена, доставит тебе.

      К счастью – а точнее, к несчастью, – я оказался прав, мистер Холмс. После первого же занятия с мадам Ширмер моя жена стала смотреть на гармонику другими глазами. Я ликовал оттого, что инструмент вдруг обрел ее расположение. Казалось даже, что к третьему или четвертому уроку Энн волшебным образом переменилась.