Сердце маски 2. Алексей Калинин

Бух Ло! – крикнула Сись Ли, когда увидела сидящего на чурбачке старика. – Ми прийшли к тоби у гости!

      – А выпить… ик… принесли? – отозвался старик. – Если не принесли, то валите прочь, грязные ублюдки!

      Седые лохмы беспорядочно вырывались из-под круглой замасленной шапочки, красный нос был словно вымазан женской помадой. Одежда старика представляла собой собрание из всевозможных клочков грязной ткани, какую только можно себе представить. Казалось, что с нами разговаривает ожившая помойка возле ткацкой фабрики.

      Его слепые бельма таращились на свет. Лицо было словно собрано из морщин.

      – Ну и воняет от тебя, старикан, – сморщился Глу Пыш. – Тебе бы надо помыться!

      С этими словами мой друг подхватил стоящую под водопроводным желобом кадку и выплеснул её на старика. Волна воды окатила Бух Ло, едва не скинув его с чурбачка.

      – Да ты… Да я тебе… Да ты сейчас… – начал отфыркиваться старик, отряхивая лохмотья от воды.

      Он вскочил и нанес несколько ударов по воздуху. Удары пришлись в разные стороны. К счастью, они никого не зацепили.

      – Не ругайся, дедушка Бух Ло, – улыбнулся Глу Пыш. – Мы тебе принесли покушать…

      Он выхватил сверток из рук Ши Ло и подал старику.

      Во как! Похоже, что Глу Пыш красовался перед Сись Ли и взял на себя роль лидера. Ну что же, пусть немного попробует тяжесть этой ноши. Я же остался смотреть, как старик развернул курицу, втянул ноздрями запах от ароматной корочки. Даже слюна пробежала по языку, когда старик оторвал от курицы бедро и протянул его Глу Пышу. Я видел, как волокна отделяются друг от друга, как парок шел от треснувшей корочки.

      – Отравить меня вздумали? Укуси-ка сам эту курицу… ик… а только потом её попробую я, – сказал старик.

      – Да ты что, старик? Мы же к тебе с хорошими новостями! – горделиво ответил Глу Пыш и взял предложенное мясо.

      Мой друг не заметил красного порошка, слега просыпавшегося из рукава Бух Ло. Да, брат Глу Пыш продолжал играть роль лидера – я не стал ему мешать этого делать. Пусть покрасуется…

      Глу Пыш откусил кусок и с довольным видом начал жевать. Почти сразу же у Сись Ли удивленно взлетели брови – лицо Глу Пыша покраснело так, что сравнялось по цвету с кистью Меча Тысячи Воплощений. Он выплюнул курицу и закричал:

      – Остро! Очень остро! Запить! Быстрее запить! Всё горит!

      – Ты же выплеснул воду, – сказал Бух Ло и поднялся с кряхтением. – Но у меня осталось немного в доме.

      – Быстрее, старик! Быстрее! Мой язык горит! – Глу Пыш начал носиться по площадке перед лачугой.

      Похоже, что старик сыпанул самого острого перца на кусок Глу Пыша. Я старался хранить каменное выражение лица – монах сам выбрал долю лидера, пусть вкусит её сполна.

      Бух Ло вынес две пиалы. Глу Пыш тут же подлетел и выпил сначала одну, а потом вторую – после этого он чуть выдохнул. Мне показалось, что из его рта вылетел дымок.

      – Ну и курица, – простонал Глу Пыш. – Надо же как наперчили… Старик, а почему у тебя в пиалах такая