Невинная для Лютого. Искупление. Ольга Коротаева

но и холоднее. Он воспринимал меня не как отца, а как чужого дядю. Первые дни совсем шарахался и убегал, не давался в руки, пугливо сжимался. И это безумно ранило.

      Папой он меня больше не называл.

      – Тетя Маша, – зайдя в кухню, я устало сел за стол, – Агате вот-вот рожать. Мы снег с крыш сняли, но мне не нравится, что трещины пошли, и потолок вздулся – может рухнуть. Вызвал ремонтников.

      – Хорошо, я встречу, а Миша проследит за работой и переведет красавицу в безопасное место.

      – Да, придется какое-то время дежурить около нее. Ветеринар волнуется, что сложные роды предстоят.

      – Ангелине сказал? – заулыбалась тетя и всмотрелась в мое лицо. – Какой-то ты бледный. Кофе сделать? Есть запеканка. Твоя любимая.

      Я поднялся.

      – Не говорил еще Лине, не хочу лишний раз тревожить. Нет, спасибо. Я уже дома позавтракаю, – подошел к тете, поцеловал в щеку и поспешил к выходу, но она остановила:

      – Ты обеспокоен чем-то еще.

      – Ты была у Милы на кладбище после нашего возвращения?

      – Забегала, чтобы снег убрать и проверить все ли в порядке. А что?

      – Да ерунда, – отмахнулся я. Хотя тревога не оставляла, грызла, будто под ребрами завелись термиты. – Все, убежал.

      – Как Саша? – добавила масла в огонь тетя.

      – Все сложно, – я не обернулся. Стоял застывшей глыбой на пороге кухни и смотрел в пол. Будто это поможет.

      – Больше терпения, сынок. Мальчик напуган, ему нужно привыкнуть к новому дому. Плюс здоровье слабое…

      – Сын меня не помнит, – перебил я и опустил голову на грудь, сжал губы и слегка стукнул кулаком по косяку. – Вообще не помнит.

      – Много времени прошло. Ему тоже было непросто все это пережить.

      – Мы так и не узнали, что случилось. Сер… – я поперхнулся, – этот урод все еще молчит. И на суде молчал. Скотина.

      – Леш, сейчас главное Лина и Саша, оставь расследование. Виновный наказан, не терзай себя и других.

      – Ты права, но… – я потер кулаком грудь. Так свербило там. – У меня такое мерзкое ощущение последнее время, будто мы что-то упускаем.

      – Езжай домой, а то Лина беспокоится, наверное.

      Я кивнул и молча ушел. Оставив за спиной холодные мысли и темные сомнения. Тетя Маша правильно говорит, нужно учиться жить дальше.

      За ночь, пока спасали конюшню от обвала, машину занесло снегом. Пришлось повозиться, чтобы хоть стекла освободить. Под руку попался кусочек картонки. Треугольник идеальной формы. Я перевернул его, счистил снежинки, что обжигали кожу холодом, и едва не упал от пронзившего шока. Фотография сына. Та самая, что я оставил на могиле Милы. Через столько дней внезапно оказалась на моем капоте? Разрезанная?

      Я обернулся в ужасе. Никого вокруг. Только сосны поскрипывают и птицы воспевают на ветвях скорое приближение марта. А пока зверствует лютый[2], по-нашему – февраль.

      Я изучил надрез на фото. Идеально по диагонали, будто лезвием.

      Только одна тварь могла так сделать. Но он же мертв. Мертв!

      Или снова обман и игра в марионетки? Сердцу стало тесно в груди.

2

«Лютый» – по-украински «февраль».