Избранницы Рахмана. Шахразада

носами и вовсе были обувью человека достойного.

      – Прости меня, уважаемый, я не хотел обидеть тебя…

      – Бывает, юноша… Внешность человека обманчива, а глаза стороннего наблюдателя видят лишь то, что желают видеть…

      Рахман мог лишь склонить голову. От стыда он не знал, куда деть глаза, и потому счел за лучшее рассматривать пиалу с чаем.

      Молчание затягивалось. Юноша не знал, с чего начать разговор, а его собеседник, судя по всему, просто отдыхал в прохладе и относительной тишине полупустой чайной.

      – Но я сказал тебе правду, юный царевич, – нарушил наконец молчание факир. – Сегодня я не собирался давать представление, но утром что-то заставило меня прийти на площадь и развлекать недалеких зрителей до момента твоего появления. И только когда твой тюрбан мелькнул у лавок с притираниями, я понял, что именно для нашей встречи сегодня взошло солнце.

      Рахман слушал своего собеседника не дыша. Ибо удивительное предчувствие в этот миг коснулось и его души. «О Аллах, неужели сегодня я наконец узнаю, что мне суждено?»

      Факир понимающе усмехнулся. Он и в самом деле мог читать по лицам людей как в открытой книге.

      – О нет юноша, я не могу тебе открыть, что ждет тебя в будущем. Ибо этого не знаю и я сам. И даже если бы знал – то все равно промолчал бы.

      – Но тогда я ничего не понимаю, о факир…

      – Некогда меня добрые мои учителя смогли так хорошо научить лишь потому, что я хотел учиться.

      Рахман кивнул, не в силах от волнения проглотить комок, застрявший в горле.

      – Единственное, юноша, в чем вижу я предначертанность нашей встречи – это в том, что я могу сделать так, чтобы ты тоже, как и я некогда, страстно захотел научиться. Хотя бы тому, что умею я …

      – Тогда ты чем-то похож на ярмарочного зазывалу…

      – Быть может, и так. Но я считаю это деяние почетнейшим из деяний. Ибо нет ничего лучше, чем показать ученику, как удивительно разнообразен мир… И как мудр тот, кто стремится познать его во всем необыкновенном разнообразии.

      Рахман на миг позавидовал спокойной уверенности своего нового знакомого. Тот допил чай, аккуратно и бесшумно поставил пиалу и тщательнейшим образом вытер руки клочком темной ткани.

      – Ну что ж, царевич, вот и настал миг, ради которого мы сегодня встретились с тобой. Закрой глаза и дай мне левую руку.

      Юноша послушно закрыл глаза. Прохладные пальцы факира на миг коснулись его висков, потом кончика носа, потом подбородка. Потом царевич почувствовал, что его новый знакомый несильно сжал его левую руку своими ладонями. Подержал всего миг и отпустил. Рахман ощутил, как странный ветерок, которому неоткуда было взяться в тихой чайной, тронул щеки и прохладной струйкой протек по шее вниз.

      – Открой глаза, мой друг, только очень осторожно.

      Рахман, удивляясь собственному послушанию, сначала приоткрыл левый глаз, а потом открыл оба.

      – Очень хорошо, юноша. А теперь проведи руками по лицу, как будто хочешь сотворить намаз.

      Рахман провел пальцами