Три часа утра. Ирина Минаева

ашке…

      – Ну и что? – Лепилов снова поднял голову и недоуменно покосился на сладко спящую Лору, сплошь покрытую рюшечками и оборочками. – Если бы без – другое дело…

      – Ну и ничего! – подумав, возмутилась Стасенька. – Это вы тут все нахалы, а мы с Каялиной скромные… Встань сейчас же и накрой нас!

      – Да как я встану-то, когда я в самой середине? – удивился её бестолковости Сэнди.

      – А я что, не скромный, что ли? – с усмешкой поинтересовался пробудившийся Рожнов.

      Сэнди со Стасенькой, не сговариваясь, саркастически засмеялись, чем, наконец-то, разбудили Каялину и Вайнберга.

      – Это что такое? – возмущённо продекларировала Лора. – В каком я виде?! – Она сдёрнула одеяло с Сэнди и со Стасеньки заодно и решительно в него завернулась. – Мало того, что их тут приютили, они ещё с законных хозяев, можно сказать, сдирают последнее! Чтобы я ещё хоть раз…

      – Ага, – тут же поддержала её Стасенька. – Нашли себе бесплатный приют!

      – Девочки, да чем же нам расплачиваться-то? Натурой разве! – усмехнулся «скромный» Рожнов и ткнул в бок Вайнберга. – А, Ген? Твое мнение?

      – Доброе утро, – сказал Генрих, часто моргая со сна, чем вызвал новый приступ веселья.

      Встали. Наскоро попили чаю. Застилать кровать – точнее, две сдвинутые кровати – времени не осталось. Лестница – шестнадцать пролётов вниз, рысью – мимо вахтёра: Рожнов и Вайнберг, по обыкновению, ускорили темп, потому что ночевали в общежитии нелегально.

      Во время короткого марш-броска до института Рожнов со Стасенькой держались за руки, Лепилов не переставая язвил по этому поводу, а Лора пыталась его утихомирить. В вестибюле Вадим несколько быстрее, чем того требовала галантность, вытряхнул Стасеньку из шубы и заорал на молоденькую гардеробщицу Катю:

      – Катрин! Время – деньги!

      Он по-хозяйски сунул номерки в карман и бросил на ходу Стасеньке:

      – Жди, сходим куда-нибудь!

      – Куда бы это? – кокетливо улыбнулась она.

      – В кино, в пельменную, в кафе? – приостановившись, развернул перспективы Рожнов.

      И растворился в рассыпающейся по аудиториям толпе. Стасенька даже вслед ему толком поглядеть не успела.

      Стасенька любила Рожнова. Он ей подходил во всех отношениях: красивый, высокий, спортивный, роскошные чёрные кудри и к тому же синие глаза – как раз в её вкусе.

      В прошлом году, когда она ещё только молча вздыхала по Рожнову, изредка встречая его в институте, сидели они как-то тесной компанией в их с Каялиной 814-й, а по радио передавали «Снегурочку», и Мизгирь там как раз распространялся насчёт своих амурных дел: «…за ласки золото бросал!».

      Стасенька, как обычно, выступила в своей крайне непосредственной манере:

      – Эх! Вот если бы мне за ласки золото бросали! Я бы, ух, какая вся из себя ласковая была!

      Это заявление вызвало бурное оживление среди мужской части компании, а Паша Минин вдруг обратился к Каялиной с предложением: «Лариска! Выходи за меня замуж! У меня куча денег на книжке!».

      Лора в ответ только фыркнула: «Да ты что! Из-за кучи денег жизнь себе ломать!». Паша оскорбился до глубины души. Он вообще постоянно на кого-то был в обиде (нужно заметить, что мнения о себе Минин был почему-то самого высокого). Он обижался на авторов книг, если они писали что-нибудь «не то», на музыкантов, которые выступали не в его вкусе, и даже на литературных героев программных произведений (других он не знал).

      Одолевая по три страницы в день «Чайлд Гарольда», Паша ограничивался сдержанными, но явно неодобрительными замечаниями типа: «Ну, блин, ваще…». Пересказывая же на домашнем чтении сказку Оскара Уайльда «Рыбак и его Душа», он осуждающе сказал о Душе: «Брешет, как сивый мерин!». «Как газовый счётчик», – машинально поправил преподаватель и только после этого захохотал вместе со всеми.

      …Мизгирь тем временем развивал и конкретизировал свою идею, предлагая Снегурочке бесценный жемчуг: «Ценой ему – любовь твоя! Сменяемся?»

      – Ты бы сменялась? – поинтересовался у Стасеньки Лепилов.

      – Конечно! Он ведь ничего из себя был, Мизгирь-то этот… Обязательно бы сменялась! И приятно, опять же, и полезно! И выгодно! – подробно объяснила Стасенька.

      – Тебе, значит, такие, как Мизгирь, нравятся? – с интересом спросил Лепилов.

      – Ну, скорее, как Вадик Рожнов, – ехидно уточнила первая институтская красавица Рая Ляшенко по кличке Раймонда.

      До этого она дошла своим умом, руководствуясь лишь Стасенькиными неоднократными излияниями на тему «Какие мальчики мне нравятся».

      – Ну и что? – по простоте душевной подтвердила Стасенька. – Я и не отрицаю!

      Все радостно засмеялись, а Лепилов деловым тоном сказал:

      – Так, кого у нас сейчас Рожнов-то любит? Все ещё Аннет?

      – Надо узнать, – откликнулась Раймонда, а Паша Минин с оскорблённым видом спросил Каялину:

      – А тебе тоже такие нравятся?

      – Мне