На пути Орды. Андрей Горюнов

лесов здесь, стыдно сказать, на заливном лугу, на выпасе, будет через миг поставлена точка.

      Он на мгновение увидел впереди и выше себя вспышку, – лезвие сабли блеснуло на солнце, и в ту же секунду Окунь, сосед Игнача по угодьям, вскинул руку… Сабля коснулась левого плеча Окуня и, совершив плавное, режущее движение, рассекла все туловище и покинула тело, чуть-чуть не дойдя до середины живота.

      Окунь еще стоял на ногах, когда кровь обильно выбросилась фонтаном, – как только левая рука, оттягиваемая тяжелым щитом, немного отошла в сторону, открыв рассеченное надвое сердце.

      Не думая ни о чем, действуя чисто по чутью, наитию, Игнач выронил бесполезный меч и, выхватив из-за голенища нож, бросился под ближайшего татарского коня, не дожидаясь следующей вспышки татарской сабли над головой, на солнце.

      Конь захрипел в испуге. Не сумев отступить, осесть, конь тревожно заплясал на месте, сумев ударить Игнача копытом и оглушить.

      Однако сознание тут же вернулось. Он очнулся, лежа уже под татарским конем, опираясь рукой и коленями на окровавленное тело неподвижного Окуня…

      Конские животы над головой и лес лошадиных ног – без края, во все стороны!

      Ноги коней хаотично поднимались и опускались вновь, с силой врубая копыто в пружинящее, местами шевелящееся багровое месиво.

      Тела, руки, ноги, шкуры, кожи, металл, земля, обильно политая кровью, – кровавая грязь. Здесь, в этом мире – под брюхами низких степных лошадей, – не было ни неба, ни солнца, – в пространном сумраке полутеней то тут, то там возникали лишь световые пятна – солнца неверного блики… Лучи света в темном царстве вспыхивали почти всегда одновременно со звериным визгом, воплем, ударом… И тут же гасли – при смыкании лошадиных тел топчущейся на месте конницы.

      Там, наверху, и рядом, сбоку, идет резня.

      В ушах непрерывный, нескончаемый многоголосый звенящий гвалт, перемежаемый криками ужаса и беспредельной злобы.

      Но стрелы здесь, в мире конских ног и животов, не летали.

      Секунду, другую тут можно было отдохнуть и от сабли.

      Игнач увидел, – вверху и сбоку, – нога татарина, сидящего на соседней лошади, напряглась, упираясь в стремя при взмахе саблей…

      Удар!

      Под ноги соседнего коня покатилась голова Молчуна, известного всем на селигерском большаке неугомонного балагура и бабника.

      Нога расслабилась снова…

      В стороне от головы осело тело Молчуна…

      Нога татарина напряглась вновь – он привстал в стременах для нанесения очередного удара.

      Рука Игнача сама собой вынырнула из-под конского брюха, метнулась к напрягшейся ноге.

      Острый как бритва нож-засапожник полоснул по ноге, повыше пятки, перерезав икорную мышцу до кости…

      От крика всадника на мгновение заложило уши.

      Сабля в его безвольной руке опустилась вдоль бока коня и в ту же секунду дернулась: кривое короткое лезвие, появившееся откуда-то снизу, неуловимым скользящим