На пути Орды. Андрей Горюнов

броду, который он только что успешно миновал, пошла к Городу – сотня за сотней – татарская конница. Мальки мгновенно исчезли, как их сдуло.

* * *

      Солнце село, но темней не стало, – Город занялся большим огнем…

      Апоница, оставшийся один на верхней галерее, стоял и смотрел, как умирает Город, в котором прошла вся его жизнь. Никаких мыслей, молитв и надежд не было в его голове. Он просто стоял и держал в руках мешок.

      Невыносимо жаркий дым имел особый запах – горящей плоти людской, крови, горящего скарба и утвари, служившей долгие годы и впитавшей в себя жизнь поколений.

      Ужасный, выжигающий глаза и душу дым: никому не дай Бог! Забудешь все, но этот запах дыма – не забудешь.

      Внезапно в памяти Апоницы всплыло какое-то в детстве услышанное печальное сказание о каком-то Городе, может быть, Китеже, о том, что не осталось во Граде ни одного живого: о том, что все равно умерли и единую чашу смертную испили. «И не было тут ни стонущего, ни плачущего, – ни отца и матери о детях, ни детей об отце и матери, ни брата о брате, ни сродников о сродниках, но все вместе лежали мертвые. И было все то за грехи наши».

      Внизу бушевало пламя, охватившее уже княжий терем, но старый, мудрый княжеский советник Апоница знал, что он не умрет в огне.

      Гораздо раньше он задохнется в дыму.

* * *

      Сзади хлестнуло огнем, конь рванулся вперед, но лед перед ним вдруг затрещал, потемнел… Конь всхрапнул, встал на дыбы, не желая двигаться вперед, и тут же лед начал с треском ломаться, так быстро, что первые три крестоносца провалились в воду почти одновременно. Черная апрельская вода Чудского озера…

      – Алешка, а ведь мы опоздали!

      Коля Аверьянов с трудом растолкал, вернул сына к действительности:

      – Давай быстрей! Будильник не прозвонил.

      – Как?!

      – Старый. Его купили, когда мне было тринадцать, как тебе сейчас.

      – Они провалились под лед!

      – Кто они?

      – Рыцари. На Чудском озере.

      – Вот тоже, удивил! Быстрей, подъем!

      – Папа! – Алешка не спеша сел на кровати и зевнул. – Кто понял жизнь, тот не спешит, – ты знаешь?

      – Мне сегодня на полигон. Очередная показуха. Однодневные учения, смех. Но к девяти не прибуду – голову снимут.

      – А у нас сегодня полдня, до обеда, – автобусная экскурсия.

      – Куда?

      – Не знаю. Сначала в райцентр, а там уж прояснится. Но что-то по истории, сказали.

      – Ты опять эту ковбойку надеваешь? Ты ее третью неделю, по-моему, уже носишь…

      – Да, вещь проверенная.

      – Причем не стирая!

      – От стирки вещи садятся.

      – Ну-ка сейчас же в душ и смени рубашку!

      – Я в душе был. У меня железное правило: что-то одно должно быть вымыто. Или ноги, или носки. Например.

      – Я говорю тебе: смени ковбойку!

      – Сменить – на что? Там все такие. Из двух зол выбирают меньшее.

      – Хочешь сказать, что у тебя осталось только две ковбойки?

      – Почему