Шантаж от Версаче. Татьяна Гармаш-Роффе

так неуютно и одиноко, молчит, подлец!

      Может, домработницу завести? – думал Кис, волочась к постели. Какую-нибудь пожилую заботливую тетю Машу-Дашу… Она бы за ним поухаживала, уложила бы его в постель… Чушь какая! Тетя Маша-Даша, если бы и существовала, уже давно бы убралась к себе домой, кормить своего пьяницу-мужа и прочее семейство! Так что одиночество Кису, видать, на роду написано, и даже домработнице не суждено его скрасить…

      И тут телефон зазвонил. Прямо у Киса в руке – он нес его к кровати. «Алло?» – просипел он в трубку.

      Это был Реми. Рассыпавшись в тысяче извинений, что не сумел позвонить раньше, француз сообщил, что познакомился с одной девушкой… Да, с русской девушкой… Так что сегодняшний вечер оказался неожиданно занят… Впрочем, история получилась несколько странная, он завтра расскажет Кису… Завтра, скажем… мм-м… если Киса устроит часов в… мм-м… одиннадцать вечера? Не поздно будет? Кис ведь обычно поздно ложится? Поскольку в семь у Реми ужин… С ней? Конечно, с ней, с кем же еще! Выздоравливай, Кис!

      Ну вот, приехали. Когда это он успел? – ревниво пробурчал про себя Кис. Он почувствовал себя преданным, как будто у них был сговор состоять в профсоюзе холостяков всю жизнь, а вот Реми теперь решил из профсоюза выйти.

      Резвый какой, однако! Не успел приехать в Москву – и нате вам, девушка у него уже! Кис в Москве живет, и временем располагает, и русским языком – а вот поди ж ты, никаких девушек у него нет! Впрочем, это он просто так, ворчит по-стариковски. Реми еще совсем молодой. Надоели ему женщины? В тридцать один год такие слова звучат скорее как шутка… куда же он от них денется! То ли дело Кис – ему сорок три, и его намерения уже можно принимать всерьез.

      А что касается «несколько странной истории» – так с женщинами всегда странные истории приключаются, ничего удивительного, брюзжал Кис, закапываясь в холодное одеяло. Но только вряд ли его можно считать специалистом в области женской психологии, тут у него имеются сомнения, что он может оказаться хоть чем-то полезен Реми…

      Кажется, где-то посреди этой мысли Кис и уснул.

      Весь следующий день Реми пребывал в полном разладе с самим собой. Он пропустил мимо ушей почти все доклады, он рассеянно и невпопад отвечал на приветствия новых и старых знакомых по симпозиуму. Он думал о Ксюше, он заново и заново прогонял в голове ее рассказ. Во всей этой истории было явно что-то не то… Он просто нутром чувствовал какую-то… фальшь, что ли? Нет, нет, в Ксюше фальши не было! Напротив, в этой девушке было столько искренности, столько тепла, которое, казалось, щедро струилось от нее, столько открытости миру, готовности этот мир (включая Реми!) понять, принять, любить, что он не мог ей не верить…

      Вечером они снова ужинали вместе, и в ресторане он вел себя непринужденно, болтал и острил вовсю – может, даже чрезмерно: прятал беспокойство.

      Кажется, удачно: Ксюша беззаботно смеялась его шуткам – может, даже чрезмерно… Слишком беззаботно для человека, совершившего