Конец «Сатурна». Василий Ардаматский

эта рыночная толкотня. Он обвел рынок медленным взглядом и подошел к ларьку.

      – Здравствуй, Григорий Ефимович, – сказал он высоким певучим голоском, протягивая Бабакину руку через прилавок.

      – Привет, Еремеич. Как дела-делишки?

      – Дела забыты, а заниматься делишками вроде стар стал.

      – Зайди, Еремеич, – тихо сказал Бабакин.

      Еремеич будто не слышал приглашения, продолжал стоять, облокотясь грудью на прилавок. Потом лениво оттолкнулся руками и не спеша пошел ко входу в ларек.

      Бабакин пододвинул ему пустой ящик.

      – Садись.

      – Благодарствую.

      Еремеич сел и принялся рассматривать разложенный на полках товар.

      – Не густо, не густо, – усмехнулся он.

      – То, что мне надо, я имею, – рассмеялся Бабакин.

      – Это здесь-то? – недоверчиво спросил Еремеич. – Не смеши ты меня, старика.

      – Я же тебе, Еремеич, не раз говорил: имей голову на плечах, а доход сам появится.

      – Что верно, то верно, – вздохнул Еремеич и посмотрел на вытащенные из-за пазухи часы-луковицу. – Бежит время, спасу нет.

      Бабакин точно не понял намека. Занялся покупательницей. Она уговаривала его зайти к ней домой посмотреть самовар, который она хотела продать.

      – Нет, мадам, у меня такого правила нет, чтобы по домам бегать, – отбивался Бабакин. – Принесите или кого попросите. Тут мы дадим ему оценку, и делу конец.

      – А вдруг ваша цена меня не устроит, а таскать самовар туда-сюда, думаете, легко?

      – Больше ничем не могу помочь, уважаемая.

      – Хоть примерную цену скажите. Самовар-то серебряный, медальный, на двадцать пять стаканов, в виде шара на гнутых ножках.

      Бабакин рассмеялся.

      – Цыган за глаза коня купил, а он козой обернулся.

      Женщина обиженно поджал губы и ушла. Бабакин сел рядом с Еремеичем на ящик и приступил к делу:

      – Ты давеча биржей интересовался. Так вот, насчет биржи пока ничего не скажу, но есть человек, который имеет доллары, а что он за них хочет – не знаю, кажется, камешки. Так я понял его намек.

      – Кто такой? – оживился Еремеич. – Здешний?

      – Да откуда у здешних доллары? С Запада откуда-то, но русский. А может, поляк.

      – А сам чего доллары не берешь? – прищурясь, спросил Еремеич.

      – Предпочитаю золотишко.

      – Ну и дурной. Доллар – он, что в мире ни стрясись, всегда на ребре стоит, а золотишко – оно и вес имеет, и пробу, и на него когда спрос, а когда и дуля в нос.

      – А чего же тогда этот тип доллары продает? Выходит, камешки лучше?

      Еремеич покровительственно улыбнулся.

      – Ты, милый друг, я вижу, действуешь вслепую и не имеешь профессии. – Он помолчал и заговорил тоном лектора, причем было видно, что ему доставляет удовольствие даже говорить обо всем этом. – Доллар всегда стоит на ребре – это факт. Но с ним никакой фантазии случиться не может. А камешки, дорогой