Польское Наследство. Владимир Романовский

меня стыдится. И не любит меня.

      Хелье снова засмеялся, а Лучинка посмотрела на него испуганно.

      – Его выпороть нужно один раз, – сказал Хелье. – Всего один, и не слишком сильно. Чтобы было не больно, а просто доходчиво.

      – Его дьякон научил. Говорит – мать твоя скога, хорла отпетая, ты ее сторонись.

      – С дьяконом я поговорю, если нужно. Если на то пошло, у меня и среди священников есть хорошие знакомые. Нужно будет – и дьякона выпорем.

      – А ты меня бить не будешь?

      Уютная нота прозвучала в голосе Лучинки – как тогда, десять лет назад, и как тогда, Хелье переполнила волна нежности. Он прижался щекой к коленям Лучинки, зарылся в колени носом и лбом, потом порывисто поднялся, сел рядом с ней, обхватил ее руками, и стал целовать – нежно, ласково, в щеки, в лоб, в губы, в шею, и гладить по пепельно-соломенным волосам.

      – Как же можно тебя бить, Лучинка? Да как же у меня поднимется рука?

      Отмытая ее кожа пахла невероятно хорошо.

      – А мы скоро поженимся? – спросила Лучинка.

      – Можем прямо сейчас. Церковь открыта.

      – А что? – сказала она рассудительно. – И то правда. На свадьбу приглашать некого … мне … А тебе, наверное, стыдно … Чего ж тянуть…

      – Стыдно? – Хелье пожал плечами. – Да и некого, как и тебе. Дура Ингегерд опять беременна, Ярослав куда-то уехал, Дира я не видел десять лет, Гостемил далеко.

      – Кто такой Гостемил?

      – Его ты увидишь. Его мы пригласим. Не на свадьбу – не успеет – а просто так. И уж Гостемил-то тебя не обидит, не думай. Он всем князьям и конунгам ровня, и возможно поэтому начисто лишен предрассудков.

      – А … что такое предрассудки?

      – Это то, что мы из Нестора будем выбивать розгой.

      – Не надо его бить. Он маленький, слабенький.

      – Не будем. А все-таки ты, Лучинка, помни, что он не только твой сын, но и мой тоже.

      – Я помню. Хелье? Тебя зовут Хелье?

      – Меня зовут Хелье.

      Через два часа их обвенчал самый молодой и самый скандальный священник в Киеве – Илларион, бывший монах, возбудивший несколько лет назад все население города выдалбливанием пещеры и проживанием в ней в течении недели (он таким образом выражал возмущение изменявшей ему Маринке).

      После этого они забрали Нестора из церкви в хибарку. Хелье раздумывал – не купить ли дом получше? Но решил, что это всегда успеется. Проведя часть ночи с Лучинкой в спальном помещении одного из крогов, по утру, няняв кнорр и сложив в него несколько необходимых грунок, Хелье с женой и сыном отбыл в свадебное путешествие. В Корсунь не заходили – провели месяц в Константинополе, четырежды побывали в театре, а затем сделали трехнедельный заход в Рим.

      На Нестора первая часть путешествия не произвела впечатления. Днепр и Днепр, подумаешь. И ветер противный. Константинополь же его поразил в первую очередь книжной лавкой и имеющейся там «Одиссеей» Гомера в переводе на современный греческий, с красивыми картинками. На деньги, которые выложил Хелье за сей фолиант, можно было купить лошадь. Благодарности Нестор не выразил.

      Каждый день Хелье отлучался на час-другой, следуя заветам Старой Рощи – упражнения необходимы.

      Перед