Кукловод. Александр Домовец

рукопись Ивана Ильича Захарова седеющему брюнету с гладко выбритым лицом, большим носом, впечатляющими залысинами и чёрными глазами навыкате.

      – Здорово отработал, молодец, – энергично говорил большеносый. – А с пожаром так просто маленькая находка. Несчастный случай – и всё, никакого расследования. Хвалю.

      Крепыш благодарно склонил голову.

      – Но вот этот Авилов… Ты точно всё понял? Было отправлено письмо, ожидался его приезд?

      Крепыш кивнул.

      – Ну ладно, иди. Подумаю, что с этим делать…

      Оставшись один, брюнет откинулся на спинку глубокого кресла и выругался.

      – Авилов, Авилов, – бормотал он, бессмысленно глядя перед собой. – Опять Авилов. Ушла информация… Раньше надо было старика прикончить. Так нет же, интересно было посмотреть, до чего он в конце концов додумается. Этакий интеллектуальный эксперимент… Доэкспериментировался на свою голову. Не было печали…

      Возле пепелища, где всего несколько дней назад возвышался дом пенсионера Захарова, стоял высокий светловолосый человек. Лицо его было растерянным и хмурым.

      Он достал из нагрудного кармана кожаной куртки смятые листки бумаги и медленно перечитал приписку:

      «Теперь, Серёжа, ты в самых общих чертах представляешь, чем я занимался десять лет. Подробно обо всём ты узнаешь при встрече. Если, конечно, она состоится. Подумай. Ты можешь порвать это письмо и забыть про него. Можешь считать, что твой старый учитель выжил из ума… Но если ты приедешь, обратного хода уже не будет».

      Авилов перевёл взгляд на обгоревшие брёвна и закусил губу. В глазах у него стояли слёзы. Он получил письмо Ивана Ильича и приехал так скоро, как позволили дела. Но всё-таки опоздал…

      1

      Рукопись – I

      (1606 год, Москва)

      «Пользуясь дарованным ему правом входить без доклада, Никита Маленин по-свойски махнул рукой стражникам и распахнул дверь в царские покои.

      Дмитрий сидел за столом, заваленным бумажными свитками, и что-то писал, часто макая перо в драгоценную чернильницу, выточенную из цельного куска малахита. Никита с неудовольствием заметил, что царь опять надел с утра польское платье. При звуке шагов Дмитрий поднял голову.

      – А, Никита, – приветливо сказал он, узнав ближнего слугу. – Проходи, садись. Ты что так запыхался? Или с пожара бежишь?

      – Можно и так сказать, государь, – проворчал Никита, усаживаясь на табуретку. – Только пожары, они ведь разные бывают. Хорошо, если просто дом горит. А ну, как земля под ногами?

      Дмитрий отложил перо и выпрямился в кресле.

      – Ты загадки-то для детей малых прибереги, – холодно сказал он. – Рассказывай, что случилось.

      А случилось вот что.

      Проходя по Китай-городу, Никита наткнулся на кучку людей, окруживших старика-монаха, одетого в чёрную рясу. Тряся неопрятной седой бородою, он кричал сорванным голосом:

      – Доколе будем терпеть, православные? Царь наш, Дмитрий Иванович, погряз в грехе и пороках! Постов не