Живее всех живых (сборник). Михаил Ардышев

замолчал. Мы с Ингой боялись дышать. С улицы доносился шум готовящегося ко сну города: торопящиеся домой запоздалые машины, голоса у подъезда, хлопнувшая дверь.

      Генка с горькой иронией тихо продолжил:

      – Сидят. Вроде люди, вроде нет. Зомби. Глаза пустые, безразличные. Плечи понурые. От защиты отказались. Все! У мужиков истерика: «Расстреляйте нас!» Женщины в обмороке, целая бригада скорой дежурила. Реальных сроков дали мало. Прокуратура даже не обжаловала.

      Мой друг посмотрел на нас и медленно произнёс:

      – У всех под завалом погибли дети. У каждого из тридцати четырёх.

      Порыв ветра поднял штору, ворвался в комнату, лизнул меня по щеке. Вверху раздался хлопок, посыпались осколки стекла. Инга вскрикнула. Я поднял голову. Лампочка-розетка чернела пустой спиралью. Хлопнула вторая, рядом. Затем третья, четвёртая. Эстафета прошла вокруг зеркала, и когда взорвалась последняя, восьмая, в комнате воцарился полумрак.

      Я посмотрел на Чернова. Тот сидел натурально с открытым ртом и смотрел в потолок.

      – Китайские? – неуверенно предположил я.

      – Не-а, дорогие покупал, – ошарашенно ответил он. – Наверное, скачок напряжения.

      – Это же галогенки. Там ёмкость, накопление заряда. Им плевать на скачки.

      – Электротехнику вспомни. Забыл, как горят конденсаторы? – Генка попытался вернуть лекторский тон, но это ему не удалось. Он был растерян. – Я сейчас, – сказал он, вскочил, выбежал в коридор и включил там свет.

      – Серёжа. – Инга коснулась моей руки и сказала шёпотом: – Пошли домой.

      Я посмотрел на жену. В её глазах была мольба. Я поцеловал её и прошептал успокаивающе:

      – Конечно. Пойдём.

      Настроение было хуже некуда. Концовка вечера явно не удалась. Чернов был огорчён. Стоял, смотрел, как мы обуваемся, бормотал что-то извиняющимся тоном, мол, не в последний раз. Мне стало его жалко, и я сказал:

      – Ясное дело – не в последний. Ты палатку, надеюсь, не выбросил? А то приеду в отпуск, покажешь окрестности.

      Генка просиял:

      – Какой разговор!

      Мы вышли из подъезда под ночное небо.

      4

      Инга плакала, отвернувшись от меня и уткнувшись в подушку. Я позвал её. Постепенно успокаиваясь, вздрагивая всё реже, она, в конце концов, заснула у меня на плече, забросив, как обычно, на меня ногу.

      Я лежал в темноте и смотрел в потолок. Не спалось.

      Мы не касались этой темы уже несколько лет. Негласное табу соблюдалось неукоснительно. Сейчас, когда жена спала, я вспоминал.

      Нельзя сказать, что мы хотели, планировали ребёнка. По крайней мере, я. Поэтому, когда Инга объявила, что «кажется, ты станешь папой» я несколько удивился. Но потом решил: папой так папой. Месяце на шестом купили коляску. Крутую, дорогую. А вскоре…

      Когда позвонили из школы и сказали, что Ингу увезли на «скорой», я всё бросил, поймал такси и уже через десять минут вбежал в палату. Она спала, накаченная какими-то лекарствами. Живота не было. Я прислонился к стене, осознавая, что произошло.

      Инга