Живее всех живых (сборник). Михаил Ардышев

по столу. – …она притягивает, интересует, манит. Не надолго, к сожаленью.

      – Не изолирует? – я вспомнил спасателя Юрия.

      – Какая, к чёрту, изоляция?! – возмущённо прыснул Генка. – Время локализации от минут до суток.

      – Манит, интересует… Как это всё по-людски, Гена. Подходим к главному?

      Мой друг вздохнул.

      – Я тебя понял, Сергей. Я – физик, как и ты. Души нет. По крайней мере, её существование не доказано.

      – ?!!

      – Пси-энергия, как я уже сказал, всего лишь пятый вид взаимодействия.

      – Да-а, Чернов. Ты мне напоминаешь Колумба, открывшего Америку, но так и оставшегося в неведении о сим факте до конца своих дней.

      – Повторяю. Души нет. Есть новый вид энергии, который, по предварительным данным, – Генка поднял указательный палец, – связан с человеком. Точнее, со смертью человека.

      – А как же клиническая смерть, яркий свет, туннель, вся жизнь, как на киноплёнке?

      – Бред. – Чернов рассмеялся. – Я конечно не специалист, но беседовал с одним очень уважаемым нейрохирургом. Сергей, посмотри на солнце пару секунд и закрой глаза. Вот тебе туннель. Органы зрения, как, впрочем, и других чувств, кроме осязания, расположены близко к мозгу. Поэтому при клинической смерти, когда сердце уже не бьётся, мы видим, слышим, даже вкус чувствуем той пластмаски, что нам в рот пихают для искусственной вентиляции лёгких. А роговица, хрусталик отмирать начинают по периферии, отсюда и яркий свет в центре. А вся жизнь как на плёнке… Знаешь, тот нейрохирург за рюмкой чая мне признался, что чем больше мы узнаём о мозге, тем больше мы его не знаем. Так-то вот.

      Я молчал, не зная, что сказать. Мой друг продолжал:

      – Смерть есть ноль на выходе. Безжизненное тело, как ни печально. Другое дело массовая смерть. Вот тут и появляется пси-аномалия, – Чернов грустно ухмыльнулся. – Знаешь, в МЧС придумали, как идентифицировать пси-всплески. Даже базу завели на умерших людей. Гоняются с нашими ловушками за душами неупокоенных…

      Я вдруг понял, что слушаю друга вполуха. Что на языке давно вертится вопрос. Что-то очень важное, связанное со мной и с Ингой, со вчерашним ночным происшествием. И с теми откровениями, что я услышал от Чернова.

      Вспомнил:

      – Генка, что такое День Школы? И Эффект Эха?

      Чернов уставился на меня, затем совсем не по-лекторски почесал затылок и спросил:

      – Там ещё осталось?

      Я взял бутылку с остатками водки, разлил по рюмкам. Мы выпили.

      Генка вздохнул:

      – Со Школы, собственно, всё и началось. – Помолчал задумчиво, потом сказал: – А Эффект Эха вообще не научен. Могу излагать лишь в терминах «говорят, что…»

      – Излагай, – согласился я.

      Инга поднялась и села рядом со мной.

      – Сначала факты. Построили школу. Обычную одиннадцатилетку. Город хоть и маленький, но школа была нужна, как воздух. Старые три просто задыхались. Построили. Первого сентября перерезали ленточку, первоклашка на плече у одиннадцатиклассника позвенела колокольчиком. А в мае школы не стало. Двадцать третьего мая, в аккурат перед последним звонком. В одиннадцать сорок шесть.