Максимальный Дмитрий. Дели Дейк

словам Петра Васильевича, мы найдем несколько заячьих нор.

      Вернулись мы далеко за полночь. Мои колени дрожали от усталости, ступни были исхожены в кровь. Но виду я не подавал, стараясь держать спину ровно.

      – Ирина, встречай! – крикнул хозяин дома, только войдя во двор особняка. – Смотри, сколько дичи настреляли. Да это все не моя добыча-то, это вон, твой, – зоркий охотник оказался.

      Ирина, улыбаясь, встретила нас, закрыла ворота и прошла в дом.

      Единственным моим желанием тогда было рухнуть на кровать, и забыться долгим сном. В голове стоял звон, зуд от укусов комаров не давал покоя. «Быстрее в ванну. И спать!» – думал я. Да не тут-то было!

      – Ирина, быстро спать, – скомандовал Петр Васильевич, – а мы с Максимом еще пропустим по стаканчику.

      Часа в четыре утра, когда на столе стояла уже пара пустых бутылок из-под виски, а моя усталость давно сменилась на умиление и особую любовь ко всем, живущим на земле, я услышал резкий возглас отца Ирины:

      – Ну, удивил, удивил! Не подвел! – в который уже раз восклицал он. – А я с тобой и в разведку пойду.

      – А я с Вами пойду, дорогой мой Петр Лексевич, – отвечал я так же громко и подобострастно.

      Петр Васильевич навис надо мной всем телом, тяжело опустив на меня обе руки в порывистом объятии.

      – А тебе не слабо со мной в разведку? – спросил он, рыча мне прямо в ухо.

      Укутанный в его грудь, я, вырываясь наружу, весело отвечал:

      – Не слабо! Я – охотник.

      – Да! А не слабо! Говори…

      – Петр Васильевич, Вы же знаете, как я Вас люблю. Вы на меня всегда положитесь. Я ведь вашу дочь так люблю, Вы же знаете, – уверял я.

      – Да! Все вот «люблю», «люблю», – повторил Петр Васильевич, – а слабо тебе вот жениться на ней, а?

      Я без размышлений, на лихой волне ответил:

      – Не слабо, я прямо сейчас женюсь, пошлите к ней!

      – Стоп! Сейчас ночь! Стоять, Максим, – остановил меня Петр Васильевич, тяжело упав в кресло.

      И тут я заметил, как брови его разгладились, лицо стало вмиг серьезным, а взгляд точно, словно в мишень, целился в мои глаза.

      – Стоп, Максим! Такими словами бросаться не позволю. Женишься?

      – Женюсь, – ответил я, не соображая, как все быстро закрутилось, и к чему это может привести. Словно моя жизнь на минуту сделалась игрушкой, и сейчас этот господин забавляется ею, как ему вздумается.

      Но слово уже было сказано. В окно забили утренние лучи солнца. Стало светло, и как-то по унылому трезво. Стараясь не показать своего замешательства, я стоял посреди комнаты, мечтая поскорее уехать домой. Петр Васильевич встал, по-дружески пожал мне руку, и спокойным голосом произнес:

      – Езжай, Макс. Да днем возвращайся. Не слабо, значит!

      Я, ничего не ответив, развернулся и вышел на улицу. Утренняя прохлада обласкала ветром мое лицо. Птицы, заигрывая, запевали на разные голоса. Где-то послышался шум проезжающей машины. Я сел за руль и направился к дому.

      По