Всегда бывает первый раз (сборник). Лариса Райт

поменялась жизнь. Разве она могла?

      «Если не она, то ты могла бы приехать», – подумала Натка и снова возразила:

      – У меня тоже кардинально меняется жизнь. Так меняется – не позавидуешь.

      – Ну почему ты такая обидчивая?!

      – Не знаю. Ты меня родила.

      – Натка, это неправильно.

      – Разве? А говорят: долг платежом красен.

      – Только не между родными людьми.

      – Ладно, говори адрес.

      Конечно, охранник ее не пустил. «Карантин и все такое…» За «всем таким» Натка лазить в карман, чтобы потом сунуть это в потные ладони, никогда не умела. Стояла и обреченно слушала представителя власти:

      – Иди давай! Не трави душу! Ее ж поди выпишут через пару дней, тогда и наговоритесь.

      Конечно, Аленку выписали. И именно через пару дней. Как раз тогда, когда Натка стояла в дьюти-фри в Шереметьеве и делала мучительный выбор между «Pleasurer» и «Miss Dior». Впрочем, выбор этот был не настолько мучителен, как тот, что делала она у входа в больницу. «Позвонить или написать? Позвоню. А что скажу? Когда столько лет общаешься в стиле «Как дела?» – «Нормально», сложно подобрать душевные слова. Наверное, написать легче. Бумага все стерпит». И Натка написала:

      Все решено. Мы уезжаем. Андрей подписал контракт. Он счастлив и горд. Дети пляшут тарантеллу и, как сумасшедшие, беспрерывно скандируют: «Viva España». А я… Я верна себе. Жутко боюсь перемен. Конечно, Испания – это не конец света, а «чудо расчудесное», по словам мамы. И все же. Все же мне страшно. Как ты?

      Натка дождалась ответа. Всего два предложения: «Спасибо, хреново», и «Счастливого пути». Она поразмыслила, набрала номер, услышала, что «аппарат абонента выключен…», и решила, что сделала все возможное для того, чтобы наладить отношения. Ведь один в поле не воин. Раз Аленка не расположена сейчас делать шаг навстречу, то настаивать Натка не будет. У нее своих проблем хватает. А сестра… Переживет как-нибудь свое горе. Натка вон пережила, и ничего. Кстати, никто над ней не трясся, не обрывал телефон и не посылал записочек.

      Конечно, письмецо ее получилось каким-то корявым. Вряд ли Аленку интересовали сейчас Наткины страхи и перемены в судьбе. Но Натка хотела чем-то отвлечь сестру, сказать той, что не только у нее проблемы и мучения, не только ей приходится преодолевать препятствия и оплакивать потери. Аленку послание оставило равнодушной. Наверное, она просто не была готова, а может, Натка не нашла нужных слов. Она помнила, что, когда сама оказалась в Аленкиной ситуации, выбраться ей помогла работа, где не было никаких напоминаний о произошедшем. Вот Натка и не стала сестре напоминать. А та, наверное, искала сочувствия, хотела говорить об этом, проговаривать боль снова и снова, чтобы та стала легче и в конце концов испарилась бы в воздухе вслед за словами. Но что сделано, то сделано. Аленке плохо? Но и Натке не легче. Она едет в чужую страну, где не будет ни друзей, ни работы, ни особой поддержки со стороны семьи. Ей завидуют и считают счастливицей, потому что, по мнению многих, Натка схватила за хвост птицу удачи (под птицей, естественно, подразумевают