Белое солнце России. Александр Логачев

морду бить и ружья отбирать.

      Назаров обернулся к нему и наставительно сказал:

      – Кстати, Гришка, оружие уход любит. Чистить надо, смазывать.

      – Слезай. – Афоня взял винтовку наперевес. – Я давно шутковать кончил. Мне что голопузого ухлопать, что его дружка – едино.

      – Ты, дядя Петр, – это подал голос осмелевший Тимоха, – байки подпускать любишь. Вы сейчас шаритесь с оружьем, как лесные воеводы, а байку забыли. Вчера Макар огороды копал, сегодня Макар в воеводы попал, а завтра Макар с потрохами пропал.

      – Сойди с телеги, голяк, – Афоня-Мельник передернул затвор. – У тебя мозги с детства в кишку закрутились, так я тебе их пулькой подлечу.

      Подражая старшему товарищу, и Гришка навел на телегу свое гладкоствольное оружие.

      – Что ж, коли так… – Федор спрыгнул на землю со стороны Гришки. За ним, ругаясь, слез Тимоха.

      – Только не загоняйте Сивку. Кормить не забывайте, – печально молвил Назаров.

      – Не боись за чужую кобылу, – Жмыхов снова взял лошадь под уздцы, однако другой рукой продолжал держать винтовку направленной на Назарова. – Убирался бы лучше из Зимино, подальше от своей дурной родни. Мы без тебя разберемся.

      – Ах, да! – вспомнил Федор, не обращая внимания на эти слова. – Мешочек свой я таки заберу. – Он наклонился над повозкой, взял мешок правой рукой за горловину, выпрямился. Сделал шаг вперед, очутился за передним колесом телеги и вдруг со всего размаха увесистой котомкой огрел Сивку по крупу. И, мгновенно развернувшись, мешком же вышиб из Тришкиных рук тяжелую двустволку.

      Сивка, дернувшись резко вперед, сбил с ног неосмотрительно державшего уздечку Афоньку-Мельника. Гришка нагнулся было к упавшему под ноги оружию, но вдруг стал стремительно удаляться от земли. Это Назаров, отбросив сослуживший службу мешок, одной рукой ухватил парнишку за пояс, другой – за шкирятник и швырнул в ближайшие кусты. Затем поднял ружье и вытянул правую руку, как делают все, у кого нет времени правильно прицелиться.

      Петр Веретенников стоял где стоял, так и не попытавшись сдернуть ружье с плеча. Он с грустью созерцал происходящее.

      Афоня Жмыхов завалился в небольшую канавку, но оружие не выпустил. Ему казалось, он быстро перевернулся со спины на живот…

      Оглушительно грянул выстрел – из зарослей рванули переполошенные пичуги. Афонин приклад разлетелся в щепки.

      – На Руси не все караси, есть и ершики, да, Петр? – услышал Мельник голос Назарова. Федор целился в Афоню из второго ствола. – Винтовочку-то свою, порченую, брось в телегу. Война на сегодня для тебя закончилась.

      Мельник поднимался с трудом. Видимо, ему до конца еще не было понятно, как так получилось: минуту назад Назаров был у него в руках, а теперь самому приходилось стоять с поднятыми руками.

      – Твоя взяла, Назаров. Увертливый ты мужик! А все равно, так себя держать будешь – недолго тебе голову носить. Ей-богу, недолго.

      – О моей голове, Афоня, много кто заботился. Мне всех и вспоминать-то неохота. Чтобы в гробу поменьше вертелись.

      – Посмотрим, кто последним