Город на крови. Максим Городничев

оказался затор, ставили какие-то ларьки, или убирали, не понятно. Пока объезжали среднеазиатскую речь и железный скулеж подъемных кранов, Семеныч задремал, разомлел в теплом салоне. Марат что-то говорит, байку травит, наверное, а полкан о жене думает, о детях. Но почему-то больше о жене. Вспоминает тот вечер, когда почти решился позвонить ей. Сидит на кухне перед телефоном, опрокидывает в себя стопку, пьет водку как воду. Хочет все исправить, набрать номер, но рука не поднимается. Сейчас не поднимается, а тогда поднялась. Он все прокручивает в голове, как это было. И было ли? Год прошел, а как в другой жизни. Суббота на дворе стояла. Полкан явился далеко за полночь, работа такая, но Таня, она, блин, устала, ей надо высказаться, нет, чтобы понять, простить и помолчать. Ну гости приходили, важные, начальник с супругой, и что, не понимают что ли? Ментовская работа, бляха, она… в общем, не сахар. А Таня сразу накинулась, с порога. А он труп перед этим полчаса разглядывал.

      – Олег, ты хочешь, чтобы наша семейная жизнь взяла и закончилась? Чтобы я сидела по ночам и ждала, когда тебя бандиты в подворотне зарежут? – Ее голос надломился на слове «зарежут», и в сердце у него екнуло.

      Таня не могла смириться, что мент в Озерове всегда побеждал мужа. Она ждала, что Олег снимет погоны, искренне в это верила. Но как он мог перестать быть сыскарем? Как бы он ни любил ее и детей, как бы ни желал им счастья, он не мог просто взять и стать другим человеком.

      – Тань, я не уйду в отставку, я нужен Москве. В городе война…

      – Ах, в городе? Он для тебя важнее? Идиот! – выкрикнула жена, смотря на мужа чужими от злобы глазами. – Безответственный идиот. И служба твоя ничего не стоит!

      Семеныч тоже ответил ей чужим жестоким взглядом, вырвал у нее из рук завязанную на бантик картонку, не посмотрел даже, а стоило бы посмотреть, подарок все-таки, билеты в кругосветное, мать его, путешествие, все Танины деньги там были, а он подскочил к балкону, дернул ручку двери, и злобно выкинул коробку с шестого этажа в снег.

      – Не смей, – крикнула Таня уже от балконного порога.

      – Уйди, истеричка, – сказал ей Семеныч, с маниакальной злобой ожидая реакции жены. Реакция последовала звонкой пощечиной прямо через порог. Ну и он тоже ударил с оттягом, да так, что нос ее набок стал смотреть, как у Шапокляк. А она ведь не со зла его ударила, впервые, кстати, просто обида накопилась, все люди как люди, а тут жена начальника убойного отдела. И он знал, что ей не легко, но той ночью забылся, крыша на работе поехала. Нет, звонить не стоит. Он выпил еще стопку, потом голова ударилась о боковое стекло бэхи.

      – Олег Семеныч, не спите, на месте почти.

      – Морг? – полкан долго пытается проморгаться, но картинка все равно плывет.

      – Он самый, родной, как за хлебом сюда ездим.

      – Шутник ты, Марик, – Семеныч сплевывает невидимую пылинку, – паркуйся поближе, неохота стынуть опять.

      Марат притормозил у арки одного из подъездов, прямо