Асанардаль. Вея Нечаева

пока мама заговорит. Мила угрюмо молчала. Сана пошла спать.

      – Асанардаль.

      Сана помрачнела. Мама назвала её полным именем. Значит, сердится.

      Сана развернулась с опаской человека, услышавшего за спиной рык бульдога. Мама сидела с лицом великомученицы и сверлила Сану ядовитым взглядом.

      – Асанардаль. Люси сказала мне, что, если ты будешь держать себя, как рак в панцире, тебя никто не возьмёт замуж. К тебе попросту побоятся подойти, – сказала Мила и выжидающе уставилась на дочь.

      – Люси сказала тебе, что меня никто не возьмёт замуж, если я буду держать себя, как рак в панцире. Зачем ты мне это говоришь?

      – Я думала, ты меня успокоишь. Асанардаль, в кои-то веки попытайся подумать не только о себе, но и о мамочке, – со слезами в голосе произнесла Мила, – думаешь, мне приятно быть матерью старой девы, которая не востребована у мужчин?

      – Удочери проститутку, – резко сказала Сана, с холодной вежливостью пожелала спокойной ночи и ушла спать.

      И чудилось ей, что под её окном крадётся тень смуглого мужчины…

      Сана засыпала и думала, что мама не первый раз произносит свой монолог. Зря. Если Люси отслеживает жизнь Милы, то она могла услышать или прочитать монолог в интервью.

      Глава 3

      Прогулка на яхте

      На следующий день женщины купались в уютной бухте, прилегающей к горе Стаффидов, после чего спустились в город.

      – Какая вы счастливая! Каждый день купаться в чудесной бухте! Вода такая прозрачная, что дно видно! – взахлёб щебетала Сана.

      Люси добродушно рассмеялась.

      – Когда я только увидела это место, решила, что буду плавать в море каждый день. Сегодня я зашла в море впервые за последние три года.

      – Вот как, – несказанно удивилась Сана.

      – Здесь есть парикмахерская? – спросила Мила.

      Накануне отъезда она перекрасила волосы в русый цвет. На взгляд Милы, русый делал её лицо простоватым. Мила решила, что ей нужен каштановый цвет и короткая стильная стрижка.

      – Не знаю. Я езжу в Рим к проверенному парикмахеру, – равнодушно ответила Люси.

      – А маникюр, педикюр? – спросила Мила.

      – Зачем? – выгнула бровь Люси.

      «Да, нам с мамой надо трепетно ухаживать за собой, чтобы нравиться мужчинам и держать марку перед женщинами. А Люси состоятельная женщина. Раз у неё всё есть, то она сама ценность. Она имеет право плевать на внешний лоск. Она напоминает известную, финансово состоявшуюся актрису, появляющаяся на улице в удобной, несоблазнительной одежде. Да как любая европейка, ставящая себя на первой место, а мужчин и других женщин – на второе и третье», – подумала Сана.

      В Люси было нечто больше, чем лоск – спокойное осознание того, что она имеет право жить в своё удовольствие.

      – Может, парикмахерская есть и в нашем городке. Отчего ей не быть, раз много туристов. Но я не знаю, я уже давно не ходила в город.

      – Почему? – брякнула Мила.

      – Почему? –