Мерцающие. Марьяна Куприянова

бдительности остальных.

      Вскоре на совете Фиона подняла вопрос о том, не слишком ли Ясперс уже здоров, и не пора ли отпустить его на все четыре стороны. К юноше отправили знахаря, но оказалось, что одна из ран воспалилась и загноилась, что причиняло Ясперсу боль, о которой он стеснялся рассказывать. Его отчитали за прогулки и приказали никуда не выходить до полного выздоровления. Вновь ощущая себя узником, Ясперс просил прощения за свои ранения и обещал вскоре покинуть деревню.

      Следующей ночью Фиона, возвращаясь с охоты, проходила мимо хлева и услышала странный шум, сопровождающийся недвусмысленным шепотом и постаныванием. Она решила, что находиться здесь сейчас не должна вовсе, а значит, и влезать не будет. Ей было стыдно за попытку следить за Ясперсом, поэтому она направилась к себе, оставив происходящее на совести девицы, которая добилась своего. Возможно, она уже не первая, а если так и дальше пойдет, вскроется это быстро. Казалось большой глупостью прерывать чьи-то ночные утехи, даже если это был Ясперс. Не оттого ли его раны никак не затянутся? А знахарь грешит на невинные прогулки.

      Происшествие так и осталось бы тайной для многих, если бы ближе к рассвету Фиона, не в силах сомкнуть глаз, не сидела у окна. Она стала свидетелем того, как со стороны хлева убегает босая девочка в разорванном ночном платье, с сеном в волосах. У Фионы перехватило дыхание. Этой девочке едва стукнуло одиннадцать. Даже для здешних нравов это уже слишком.

      Вот ты и попался, мерзавец, вот ты и попался. Так думала Фиона, шагая туда, где мирно дремал Ясперс. Не издав и звука, она разбежалась, чтобы пнуть спящего по животу. Затем не сдержалась и пнула еще раз. Согнувшись от внезапной боли, Ясперс бормотал что-то еле слышимое, поднимая руку для защиты. Взгляд Фионы упал на топорик, торчащий из бревна неподалеку от входа.

      – Как ты посмел… испортить девчонку! Как ты мог? Чудовище! Целая деревня взрослых девок, а ты!..

      Честные глаза Ясперса расширились – то ли от удивления, что его раскрыли, то ли от страха, что ладонь Фионы легла на топорище.

      – О чем ты говоришь? Фиона, успокойся!

      – Я слышала вас ночью. Я видела ее утром. Я не идиотка.

      – Значит, ты не видела нас вместе, – сказал он с некоторым облегчением. – С чего ты взяла, что я ее… что я что-то сделал с нею?

      – Порванное платье. Волосы в сене.

      – Могла порвать, когда убегала.

      – Значит, она была здесь! – выдернув топор, Фиона обернулась.

      – Была, не скрою… И хотела того, о чем ты говоришь.

      – Ты отказал?

      – Она же ребенок!

      – Кто был у тебя ночью?

      – Этого я не могу сказать… У нас уговор, мы все держим в тайне.

      – Не смей увиливать! Разрублю на части.

      – Фиона, стой. Успокойся. Я не насильник, но я мужчина. Они сами ко мне приходят!

      – ОНИ? И сколько же их?

      – Честно сказать, я не столь тщеславен, чтобы считать их… Но обидно, что среди них нет тебя.

      Она скривилась