Реквием. Лорен Оливер

что нельзя выскакивать перед машиной! Она меня чуть до инфаркта не довела.

      – Я ее знаю, – машинально произношу я. Мне до сих пор представляются огромные темные глаза Дженни и ее бледное исхудавшее лицо.

      – В каком смысле – ты ее знаешь? – поворачивается ко мне мать.

      Я опускаю веки и пытаюсь представить что-нибудь успокаивающее. Залив. Чаек, кружащих в синем небе. Потоки безукоризненно чистой белой ткани. Но вместо них я так и вижу глаза Дженни и ее заостренные скулы и подбородок.

      – Ее зовут Дженни. Она двоюродная сестра Лины…

      – Думай, что говоришь! – обрывает меня мать. Я запоздало осознаю, что мне не следовало ничего этого говорить. В нашей семье имя Лины хуже любого ругательства.

      Много лет мама гордилась моей дружбой с Линой. Она видела в ней подтверждение своего либерализма. «Мы не должны судить о девочке по ее родственникам, – говорила она гостям, если те затрагивали эту тему. – Болезнь не передается генетически, эта идея устарела».

      Когда Лина все же подхватила болезнь и сумела бежать прежде, чем ее успели исцелить, мать восприняла это как личное оскорбление, словно Лина сделала это нарочно, чтобы поставить ее в дурацкое положение.

      «Все эти годы мы принимали ее в своем доме, – говорила она то и дело в никуда после побега Лины. – Хотя и осознавали, что рискуем. А ведь все нас предупреждали!.. Наверное, стоило нам тогда прислу шаться».

      – Она похудела, – произношу я.

      – Тони, домой! – Мама снова откидывает голову и закрывает глаза, и я понимаю, что разговор окончен.

      Лина

      Я просыпаюсь посреди ночи, потому что мне снится кошмар. В нем Грейс застряла между половицами в нашей старой спальне в доме тетушки Кэрол. Снизу доносились крики: «Пожар!» Комната была полна дыма. Я пыталась высвободить Грейс, спасти ее, но ее руки выскальзывали из моих. Глаза жгло, дым душил меня, и я знала, что если не убегу, то умру. Но Грейс плакала и умоляла меня спасти ее, спасти…

      Я сажусь. Я твержу про себя мантру Рэйвен – прошлое мертво, его не существует, – но она не помогает. Мне по-прежнему мерещится, как ручонка Грейс, мокрая от пота, выскальзывает из моей руки.

      В палатке тесно. Дэни прижалась боком ко мне, а остальные три женщины свернулись за ней.

      У Джулиана теперь своя палатка. Эдакая небольшая любезность. Ему дают время приспособиться, как давали его мне, когда я только-только пришла в Дикие земли. На это нужно время – чтобы привыкнуть к ощущению близости и к телам, постоянно сталкивающимся с твоим. В Диких землях нет личного пространства и не может быть никакой застенчивости.

      Я могла бы присоединиться к Джулиану в его палатке. Я знаю, что он ожидал этого от меня после того, что мы с ним вместе пережили под землей – и похищение, и тот поцелуй. В конце концов, это я привела его сюда. Я спасла его и притащила за собой в новую жизнь, жизнь свободы и чувств. Ничто не препятствовало мне спать рядом с ним. Исцеленные – зомби – сказали бы, что мы уже инфицированы. Мы уже валяемся в своей мерзости, словно свиньи в грязи.

      Кто