Гармония (3 в 1). Гарри Боро

и воспринимал себя как человека вне нынешнего времени и какого-либо социального статуса. Без конкретных образов, просто что-то благородное и возвышенное, вроде бы как ожидающее впереди.

      Отчасти этому способствовали любимые мелодии и быстрая езда. Но, насколько он себя помнил, его всегда наполняла щекотливым восторгом неопределенная мечта о переменах. Не то чтобы он был недоволен своим положением. Наверно, это соотносилось с ощущением внутренней вершины, до которой, как ему казалось, он пока еще так и не добрался. Эта вершина оставалась единственным местом в мире, где он мог побыть один. Он даже не был уверен, что хочет ее достигнуть в реальной жизни – рядом мгновенно нарисовались бы посторонние люди и новые обязательства, нарушив его уединение, – а потому Николаев не пытался предметно размышлять, чего же он хочет на самом деле.

      Раньше это нередко вызывало раздражение его жены Лизы. Правда, она считала его уходы в себя обыкновенным невниманием к собственной персоне. Он оправдывался загруженностью на работе, но со временем большую часть своего волнительного одиночества перенес в эти возвращения домой. Здесь ему никто не мешал, и он никому не мешал. Очень рациональный подход. Кстати, о Лизе. Хорошая жена и, в принципе, несварливая женщина. Хозяйственная и чистоплотная. Умная, вполне возможно, что умней его. Мудрее, во всяком случае. Сказывалось, наверно, филологическое образование. Или опыт наставничества, который она приобрела в школе. Последние лет шесть она не работала – ухаживала за детьми. А вот после университета успела довести до выпускного вечера очень интересный класс. Интересный – по ее отзывам. Хотя Николаев иногда шутил, что интерес этот в большой степени был спровоцирован повышенным содержанием гормонов в крови ее подопечных переростков, поголовно влюбленных в молодую учительницу.

      Она в шутку сердилась, но по ее пунцовым довольным щечкам было ясно, что Николаев недалек от истины. Впрочем, по окончании школы многие ученики продолжали поддерживать с Лизой контакты, делясь своими успехами или неудачами уже на студенческом поприще. Некоторые звонят до сих пор. В общем, серой мышкой ее не назовешь и в привлекательности внешности и натуры ей не откажешь. Единственное замечание… Даже не замечание, а констатация не совсем эротичной укоренившейся традиции, одно представление о которой повергало Николаева в жутчайшую усталость. Она не признавала секс как физиологическую разрядку и требовала неукоснительного соблюдения определенного ритуала: поцелуи, ласки и т. д.

      Николаев не возражал против прелюдий, но полагал, что они не всегда уместны в обычной жизни. Работа, дом, борьба за место под солнцем, куча версий в башке. Родные все-таки люди, не медовый месяц, в конце концов – иногда можно обойтись и коротким, но энергичным обменом гормонами. Лиза подобные попытки пресекала в зародыше и начинала говорить о любви и внимании. У Николаева такие разговоры вызывали скуку